Первые леди Рима - страница 53

За последние два века случай с Юлией вновь привлек интерес публики, и многие ученые-классицисты теперь уверены, что обвинения в сексуальной аморальности, выдвинутые против нее, на деле прикрывают нечто более зловещее{231}. Основываясь на намеках, оставленных древними писателями, такими, как Плиний и Сенека, исследователи заключают, что действительная вина Юлии заключалась не в адюльтере, а в участии в политическом заговоре против ее отца. Пять человек перечисляются как ее партнеры по прелюбодеянию: Юлий Антоний, Квинт Криспин, Аппий Клавдий, Семпроний Гракх и Сципион – все это представители известных аристократических семей. Существует предположение, что их реальным проступком был заговор с целью изменения режима – тем более что в начале императорского правления существовало несколько таких заговоров.

Если это предположение верно, то имя Юлия Антония должно было вызывать сильнейшее содрогание в позвоночнике у императора. Он был сыном Антония и Фульвии, милосердно воспитанным своей мачехой, Октавией, после смерти отца. Соединение дочери Августа и сына его злейшего врага крыло в себе иронию, не ускользнувшую многие годы спустя от Сенеки, который говорил о Юлии «опять женщина, которой нужно бояться, с Антонием!»{232}.

В действительности вероятность того, что Юлия замышляла свергнуть отца, достаточно мала. Тем не менее в ее преступлениях невозможно отделить политику от секса. Правдивое или ложное, обвинение в прелюбодеянии против дочери императора имело гораздо более серьезные основы, чем просто личное смущение Августа{233}. Все равно, как говорят, вслед за изгнанием любимой Юлии последовала волна протестов и резкий всплеск гнева Августа на народной ассамблее.

Но через несколько лет он смягчился, позволив дочери вернуться на материк, хотя и ограничив ее пребывание городом Регий[9] на носке итальянского «сапога». Здесь Юлии наконец-то было позволено выходить в город, ей был предоставлен дом и годовое содержание. Однако Август так никогда и не помирился с дочерью. Его завещание позднее оговаривало, что ни она, ни ее дочь Юлия Младшая, которую сослали за адюльтер десятью годами позднее, не имеют права быть похороненными в фамильном мавзолее – наказание, которое, как выразился один писатель, «составило посмертную и весьма символическую отмену принадлежности к крови Юлия»{234}. Он также лишил ее наследства, и после его смерти доля имущества, на которую она в качестве дочери по закону имела право, целиком досталась Ливии и ее сыну Тиберию{235}.

Хотя Юлия не пострадала от наказания, известного как damnation memoriae, которое немедленно приговорило бы к снесению всех ее существующих скульптур и изображений по всей империи, не сохранилось ее изображений, датированных позднее 2 года до н. э., – то есть года ее изгнания{236}.

Попытки Рима таким образом убрать некоторых горожан из своей памяти обычно оставляли следы в виде сплетен и реальных шрамов на местах, где чье-то имя или образ были вырезаны из монумента. В случае Юлии осталось мало признаков, что такое произошло. Ее существующим общественным изображениям, вероятно, позволили остаться – учитывая, что она являлась матерью Гая и Луция, которые оставались в фаворе у Августа. Их уничтожение повредило бы эстетической привлекательности существующих групповых семейных портретов, на которых она уже явно присутствовала. Но, похоже, на дальнейшее производство портретов опозоренной императорской дочери был тихо наложен неофициальный мораторий, а уже существовавшие ее изображения позднее могли быть переработаны, переделаны и переименованы, подогнанные под образ более поздних женщин императорской фамилии