– И что же она сделала? – мягко спросил Цезарь.
– Она сплела венок из трав и возложила его мне на голову! Мне! И я заметил… я заметил – нечто!
Наступила тишина. Ни один из собеседников не знал, как прервать ее. Она длилась несколько мгновений, в течение которых каждый старался собраться с мыслями, не зная, друг перед ним или враг. Никто не желал нарушить молчание первым.
– Ну так о чем ты хотел поговорить со мной, Луций Корнелий? – вздохнув, произнес наконец Цезарь.
Так он давал понять, что считает Суллу невиновным, что бы он ни думал о поведении своей дочери. И еще этим он хотел подчеркнуть, что больше не намерен говорить о дочери. Сулла, который подумывал предъявить письма Юлиллы, решил этого не делать.
Его первоначальная цель прихода к Цезарю казалась теперь очень далекой, почти нереальной. Но Сулла распрямил плечи, поднялся со скамьи, пересел в кресло клиента у стола Цезаря – и принял вид клиента.
– Клитумна, – сказал он. – Я хотел поговорить с тобой о ней. Может быть, о Клитумне следовало бы побеседовать с твоей супругой. Но лучше всего, конечно, сначала поговорить с тобой, Гай Юлий. Она совершенно не похожа на себя. Ну, об этом ты знаешь. Подавлена… Все время плачет… Ничем не интересуется. Такое поведение я не назвал бы нормальным. Даже если учесть постигшее нас горе. И я не знаю, что делать. – Он набрал в легкие побольше воздуха. – Я многим обязан ей, Гай Юлий. Да, она бедная, глупая, простая женщина, она не является украшением округи. Но она была добра ко мне. Она хорошо относилась к моему отцу, хорошо относилась ко мне. И я не знаю, чем ей помочь.
Цезарь сидел откинувшись на спинку стула. Что-то в этой просьбе вызывало у него недоверие. В словах Суллы он не сомневался – он и сам видел Клитумну и часто слышал от Марции о ней. Нет, смущало его то, что Сулла пришел к нему за советом. Это не в характере Суллы, подумал Цезарь, который крепко сомневался в том, что Сулла не знает, как обращаться со своей мачехой, которая к тому же, как утверждала старая добрая палатинская сплетня, была его любовницей. Но заговорить об этом с гостем Гай Юлий не решался. Нежелание Цезаря верить грязным слухам нельзя было объяснить наивностью. Скорее, это была брезгливость, которая определяла его собственное поведение и отражалась на его вере в поведение других. Доказательства – это одно, а слухи – совсем другое. Но несмотря на все это, было что-то глубоко неискреннее в сегодняшнем поведении Суллы.
И вдруг Цезарь нашел ответ. Ни мгновения не думал он, что между Суллой и его младшей дочерью что-то было. Но для мужчины с характером Суллы упасть в обморок при виде истощенной девушки – невероятно! Потом – эта история с венком. Конечно, Цезарь понимал важность этого. Вероятно, они встречались очень мало и главным образом мимоходом. Но, решил Цезарь, между ними определенно что-то произошло. Не мелочь, не что-то дешевое, не мимолетное. Было – нечто. Нечто, за чем надо пристально проследить. Если между ними существует сильная привязанность – дело плохо. Юлилла должна выйти за человека, способного высоко держать голову в тех кругах, к которым принадлежал Цезарь.
Пока Цезарь обдумывал все это, Сулла тоже откинулся на спинку стула и дивился: что же сейчас происходит в голове Цезаря? Из-за Юлиллы беседа не пошла по заготовленному плану, даже отдаленно не соответствовала ему. Как он мог так себя не контролировать? Обморок! Он, Луций Корнелий Сулла! Выдал себя с головой! «Я показал себя уязвимым перед Гаем Юлием Цезарем, – подумал Сулла, – и мне это совсем не нравится».
