– Да ну, ерунда! Такая всегда скука на этих советах… Ни о чем интересном не говорят – все о службе, возможностях, учебе… Бросить бы эту школу! До смерти надоел Гомер и зануднейший Фукидид. Неужели это требуется девушке?
– Они делают тебя образованной и культурной. Разве тебе не хочется получить хорошего мужа?
– Почему-то мои представления о супружеских обязанностях имеют мало общего с Гомером и Фукидидом. Я хочу уйти сегодня утром… – И от нетерпения младшая Юлия заплясала на месте.
– Ты прекрасно знаешь: захочешь – уйдешь. А пока сядь и поешь.
В дверях показалась тень. Девушки оглянулись и замерли. Отец! Здесь!
– Юлия, я хочу поговорить с тобой.
Цезарь вошел, даже не взглянув на Юлиллу – свою любимицу.
– Папочка! А утренний поцелуйчик? – подбежала к нему проказница.
Он ласково взглянул на нее, чмокнул в щеку и улыбнулся:
– Если у тебя есть сегодня какие-нибудь дела, моя бабочка, – лети!
Ее лицо озарилось радостью.
– Спасибо, папочка. Можно мне пойти на цветочный рынок? А в портик Маргаритария?
– И сколько жемчужин ты собираешься купить сегодня? – с улыбкой поинтересовался Гай Юлий.
– Тысячи! – воскликнула Юлилла, бросаясь к отцу на шею.
Цезарь дал ей серебряный денарий, который она тут же сжала в ладошке.
– На это, конечно, не купишь и самую маленькую из жемчужин, но зато вполне хватит на какой-нибудь шарфик.
– О, папочка! Спасибо, спасибо! – Юлилла поцеловала его в щеку и выбежала.
Цезарь повернулся и с нежностью посмотрел на старшую дочь:
– Садись, Юлия.
Она тут же опустилась на скамью, но отец молчал, пока не вошла Марция и не села на скамью рядом с дочерью.
– Что случилось, Гай Юлий? – с любопытством спросила она.
Цезарь вновь взглянул на Юлию:
– Милая моя, тебе понравился Гай Марий?
– Да, отец.
– Чем?
Несколько мгновений Юлия размышляла.
– Тем, что говорил просто, но откровенно. Тем, что ничего из себя не строил. Он такой, каким всегда мне представлялся.
– Да ну?
– Да. Ходили слухи, будто он не говорит по-гречески, что он неотесанный деревенщина, что его военные заслуги преувеличены по прихоти Сципиона Эмилиана. Мне всегда казалось, что люди слишком много об этом говорят – и ты знаешь, с каким упорством и злостью, – чтобы убедить самих себя в правдивости этой лжи. Увидев его, я поняла, что была совершенно права. Он не дурак и совсем не похож на деревенщину. Я не считаю его невеждой. Он умен и образован. Возможно, его греческий и не слишком хорош, но виной тут скверный акцент. Нет, по-гречески он говорит почти так же хорошо, как на латыни. Что еще? Брови слишком густы… но это пустяк. Наряд безвкусный… но здесь, думаю, виновата его супруга… – Юлия неожиданно умолкла, смутившись.
– Юлия! Он действительно тебе понравился! – В голосе Цезаря прозвучала откровенная радость.
– Да… пожалуй.
– Рад это слышать, поскольку ты выходишь за него замуж! – выпалил Цезарь, утратив свои знаменитые дипломатические таланты.
Юлия побледнела:
– Я?
Марция рядом с дочерью напряглась:
– Она?
– Да, – просто ответил отец, садясь.
– И когда же ты принял это решение? – Голос Марции зазвенел от гнева. – Когда это он встречался с нашей Юлией, чтобы просить ее руки?
– Он и не просил ее руки. Это я предложил ему Юлию в жены. Сам. Или Юлиллу. На выбор. Поэтому и пригласил его на обед.
Марция уставилась на Гая Юлия Цезаря так, будто сомневалась, в своем ли уме ее муж.
– Ты предложил новому человеку, почти одного с тобой возраста, выбрать себе в жены одну из наших дочерей?
