А Лукреция... та просто сокровище. Писаная красавица, а белокурые волосы мягче любого шелка. И глаза блестели так ярко, словно таили какой-то секрет. Папа даже задался вопросом, а с чего они так сверкают. И фигурка идеальная, пусть еще по-детски тонкая, только начавшие наливаться груди, гладкая, чистая кожа. До чего, должно быть, приятно держать ее в объятиях, как же повезет мужчине, которому она достанется!
И его сын, Чезаре. Ни один олимпийский бог не мог похвастаться такой идеальной фигурой. Высокий, мускулистый. Просто образец для подражания. И сила не являлась его единственным достоинством. С ней рука об руку шел ум, и на пару они могли наиболее эффективно служить его безудержному честолюбию. Но в тот момент Чезаре смотрел на сестру, и лицо его заметно смягчилось.
– Я прекрасна? – спросила Креция брата, а когда он кивнул, повернулась к отцу. – Да, папа? Ты думаешь, я не хуже других молодых женщин, которых тебе довелось видеть?
Папа кивнул, на его губах играла легкая улыбка.
– Ты прекрасна, дитя мое. Одно из лучших созданий Господа, – он медленно поднял руку и благословил их знаком креста. А потом предложил начать.
Сердце Александра переполняли радость и благодарность этим детям, которых он так горячо любил. Он подумал о том, что Бог-Отец, должно быть, испытывал те же чувства, когда наблюдал за Адамом и Евой в саду. Мысль эта заинтриговала его. Не та ли это hubris[5], которой грешили многие языческие герои, и Александр быстро перекрестился, испрашивая у Господа прощения. Но они выглядели такими невинными, его дети, их лица светились от любопытства и удовольствия, они словно чувствовали, что попали в рай, в первый и в последний раз. И не в этом ли главная цель существования мужчины и женщины? Почувствовать радость Божью? Религия уже принесла немало страданий. Может, это единственный способ чтить Создателя? Мир человеческий полон предательства. Только здесь, во дворце своего отца, на святом престоле его дети могут ощущать себя в полной безопасности, точно знать, что они под надежной защитой. И его долг – обеспечить им эти безопасность и защиту. То наслаждение, которое они ощутят сейчас, позволит им справиться с трудностями, которые наверняка встретятся на жизненном пути.
Большую пуховую перину покрывали шелковые простыни. Лукреция радостно рассмеялась, улегшись на них. Чезаре, его детородный орган уже стоял колом, напрыгнул на сестру, испугав ее.
– Пап, Чезаре причиняет мне боль...
Александр поднялся.
– Чезаре, так ты научился только набрасываться на женщин? Жаль. Вина за это на мне, потому что кто, кроме меня, мог научить тебя получать райское наслаждение на земле?
Чезаре встал рядом с кроватью, его глаза ярко блестели. Сестра отвергла его, отец – упрекнул, но он был молод и горяч, да и желание никуда не делось.
Александр подошел к кровати, и Чезаре пришлось чуть отступить.
– Иди сюда. Креция, пододвинься к нам.
Она подчинилась. Он же, взявшись за руку сына, начал поглаживать ею тело дочери, медленно, ласково. Сначала по лицу, потом по шее, маленьким грудкам.
– Не надо торопиться, сын мой. Насладись красотой. Нет в мире ничего более удивительного, чем тело красавицы, запах женщины, которая отдается тебе... с желанием. Но если ты очень уж спешишь, ты лишаешь себя удовольствия, пугаешь бедных крошек...
Лукреция лежала, не шевелясь, полузакрыв глаза, ее дыхание учащалось, она чувствовала, как вибрирует ее тело под руками брата. Когда они добрались до живота и двинулись ниже, девочка раскрыла глаза и хотела что-то сказать, но волны удовольствия, прокатывающиеся по телу, заглушили голос, потрясли ее до глубины души.
