Весной, как и сейчас осенью, случились волнения и смута стрельцов по смерти царя Федора Алексеевича. Стрельцы, с подачи Нарышкиных, провозгласили царем младшего Петра в обход старшего Ивана, что вызвало недовольство в народе и тогда, с помощью Хованского, Иван тоже был провозглашен царем, а Софья стала правительницей при малолетних царях.
Стрельцы будто бы успокоились, но вот осенью снова затеялась смута. Кто-то подбросил царевне Софье подметное письмо, будто князь Хованский нарочно мутит стрельцов, чтобы извести обоих царей и Софью, а заодно и всю царскую семью и самому стать Московским царем.
Поверила Софья тому письму или нет, только в начале сентября царский двор удалился еще дальше от Москвы в село Воробьево, затем в Павловское, оттуда в Саввино-Сторожевский монастырь, и затем в Воздвиженское. Отсюда был послан царский указ, чтобы всем боярам, дворянам и всем служилым людям прибыть в Воздвиженское на защиту царской семьи от Хованского, учинившего страшный заговор. «Спешите,– писала Софья, – спешите всегда верные защитники престола, к нам на помощь: мы сами поведем вас к Москве, чтобы смирить бунтующее войско и наказать мятежного подданного».
Софья пригласила Хованского к себе на совещание по делам малороссийским, но по прибытию в Воздвиженское, князь Хованский был схвачен, обвинен в измене и немедленно казнен вместе с сыном Андреем.
Лишившись начальника, стрельцы быстро присмирели и отправили к Софье в Троице-Сергиев монастырь, куда перебрался царский двор под защиту монастырских стен, выборных, чтобы засвидетельствовать покорность и раскаяние.
Федя, будучи рядом с Петром, наблюдал как выборные от стрельцов, с опущенными головами, прошли в ворота монастыря и, пройдя через соборную площадь, встали на колени перед крыльцом, на котором появилась царевна Софья.
Стрельцы положили к крыльцу плаху и топор, в знак того, что достойны смертной казни и отдают себя во власть царевны. Софья, посоветовавшись с князем Голицыным, который стоял рядом с царевной в богато расшитой золотом и каменьями одежде и был, как случайно подслушал Федя ночной разговор двух слуг, полюбовником царевны, приказала отделить четырех стрельцов от остальных и тут же казнить их на площади в назидание остальным смутьянам.
Стрельцы попрощались с товарищами и покорно прошли к помосту, что стоял в углу площади. Перекрестившись, стрельцы один за другим клали голову на плаху и царский служка, вызвавшийся быть палачом, отрубал им головы, тем самым топором, что принесли стрельцы в раскаяние.
Царь Петр увидев, как головы стрельцов одна за другой катятся по помосту, а из обезглавленных тел хлещет кровь, впал в полный восторг, захлопал в ладошки, и даже описался, а холопа Федю от вида казни стошнило прямо под ноги: хорошо, что царь, увлеченный казнью, этого не заметил, а иначе быть бы холопу битому плетьми за слабость характера.
Остальные стрельцы были прощены с условием к раскольникам не приставать, в чужие дела не вмешиваться и милостей, жалованных в мае, при избрании царей не требовать.
Царский двор возвратился в Москву, где царь Петр продолжил свои шалости в Кремле, смущая своими действиями родственников и бояр царской Думы. Царевне Софье было не до царей: она усмиряла крестьян, многие из которых, во время смуты стрелецкой, заставили своих господ дать им вольные грамоты.
Усмирив, с помощью стрельцов, крестьян, Софья зимой издала указ: «Которые холопы взяли у бояр отпускные в смутное время за страхованием и с теми отпускными били челом кому-нибудь во дворы и дали на себя кабалы, тех отдать прежним их дворам и впредь таким отпускным не верить, потому что они их взяли в смутное время, невольно, за смутным страхованием; да этим же холопам при отдаче их чинить жестокое наказание, бить кнутом нещадно; если же прежние господа не возьмут их, то сослать их в сибирские и другие дальние города на вечное житье» (Здесь и далее цитируются подлинные документы, свидетельства очевидцев и мнения историков – С.Д.).
