– Мы её только разбудим и в бар пригласим. Закажите кофе для нас и не отсвечивайте слишком сильно. Мы этого персонажа ещё не знаем, и разговор у нас будет не для публикации.
– Понял. Буду молчать, как рыба об лёд.
Поднявшись на лифте и пройдя до угла, Хорошилов и Инок остановились у номера «444».
– Ну что, ты кем будешь – плохим полицейским или очень плохим полицейским? – чиновник был явно рад возможности вырваться из круговорота бумажной волокиты.
– Не перегибай палку, – словно ребёнку, напомнил ему Сильвестр. – Щёлкнем по носу и пригласим вниз. Пусть девочка придёт в себя перед разговором.
– Скучный ты, Сильв. – Василий Ефимович провёл картой по замку, и тот с тихим щелчком отомкнулся.
Номер, естественно, оказался люксом: гостиная плавно переходила в спальню, в которой стояла не только огромных размеров кровать, но и небольшая кухонная панель, столик и два кресла.
Гости прошли вглубь, с интересом разглядывая творящийся в гостиной кавардак: разбросанные вещи, пустые бутылки, пустые коробки из-под бутылок и грязные тарелки из-под еды, несколько выведенных на кофейном столике дорожек белого порошка рядом с валяющейся кредиткой известного российского банка. Хорошилов мельком подумал, что можно было сделать отличный рекламный ролик. Что-нибудь вроде «Потребляете? Потребительский кредит от Бла-Бла Банка!». Проигнорировав смуглую ягодицу в кружевных трусиках, видневшуюся из-под шёлкового покрывала, гости остановились у бара и, не сговариваясь, начали сервировать чай: Инок набрал воды в электрочайник, а Хорошилов расставил на столике чашки с блюдцами и разложил пакетики чая. Дождавшись щелчка и разлив кипяток по чашкам, Сильвестр уселся рядом с развалившимся в соседнем кресле другом. Пациентку надо было будить, и Инок уже собирался постучать ложечкой о фарфор, когда телефон Хорошилова разразился истошной трелью. Чиновник неторопливо достал телефон, дождался третьего гудка и только, когда заметил слабое шевеление на кровати, нажал «принять».
– Да, Настя?
Шевеление на кровати продолжилось. Из-под вороха подушек и покрывала показалась голова в кудрях, разлохмаченных с изысканной небрежностью. Кудри были пепельно-серыми, явно крашенными, хотя, надо признать, удачно сочетались с восточными чертами лица.
– Хорошо, как только я освобожусь, сразу к нему заеду, – Василий Ефимович убрал телефон обратно в карман пиджака и поинтересовался:
– Ну что, мы проснулись?
Голос девушки оказался довольно низким и с хрипотцой, толи по природе, толи после вчерашнего.
– Ммм… мы пока не уверены. – Назира потёрла красные глаза и несколько раз кашлянула, прочищая горло. – А мы монах? – перевела она взгляд на Сильвестра.
– Мы монах, – подтвердил Инок.
– Тогда, мы проснулись. Но мы очень озадачены. Не помню, чтобы вчера я снимала монаха. Честно говоря, это не в моём стиле. С другой стороны… – Шарипова одним плавным движением вскочила с кровати. Кроме трусиков, на ней ничего не было. – …просыпаться «не в своём стиле» мне не впервой. – Она, зажмурившись, потянулась и громко зевнула.
Хорошилов, с трудом удержавшись от ответного зевка, демонстративно закатил глаза и вздохнул:
– Доченька, педофилия не входит в область наших интересов, поэтому перестань сверкать титьками – надо заметить, весьма скромными – и накинь халат. Сегодня клёва не будет. Всё клёво осталось вчера.
– Что-то ты раскомандовался, «папаша». А я по-прежнему не помню, чтобы тебя сюда приглашала! – чёрные как ночь глаза говорившей засверкали от гнева. Хорошилов подумал, что так, наверное, выглядела Медуза Горгона, когда обращала людей в камень. Деловая настроенность дала трещину и теперь с трудом сдерживала основные инстинкты, которые он только что полировал на ресепшионистке. При других обстоятельствах…
