История была такая же, как с Зариной: девочка шла спинкой. От боли и ужаса Лайло едва не умерла и вспоминала первые роды, как прогулку по саду весенней порой. Роды продолжались почти сутки, да и потом после всех пережитых мучений Лайло долго не вставала с курпачей. Озода туго-натуго перетянула её живот и бёдра кусками жесткого буза*, чтобы кости встали на место, как она говорила. Хорошо, что подруга Гульшан, извещённая Озодой, взвалила всю работу по дому на себя. Лайло только кормила девочку.
А Нафиса купала всех детей, следила, чтобы с ними ничего не случилось и готовила еду. Много работы досталось и Бодам, жене Саида. Вот у кого руки выросли не совсем из того места, откуда растут руки у послушных и работящих жён. Но Озода потом сказала, что беременеть Лайло больше не будет, хотя знать об этом никому не нужно, особенно Халилу. Вот и славно! У неё и так четверо детей. Все здоровые и умные, это ли не великое счастье для молодой ещё женщины?
Когда младшая жена Халила увидела окровавленного Ульмаса и несчастного Али, даже не закрывающегося от карающих рук мужа, внутри у неё всё оборвалось. Она поняла, что настали последние тихие дни в их доме. Много всего уже пережили здесь его обитатели, но ещё никто никогда не собирался уезжать в неизвестность. Закир уехал на учёбу, а вся родня молчаливо согласилась с тем, что он может не вернуться под отчий кров. Ушёл куда глаза глядят его отец Ильяс, так это от горя. Но осознанно и безвозвратно покинуть родной дом никому в голову не приходило. Только этот неугомонный Али доконал отца своим необъяснимым желанием обязательно уехать непонятно куда. Неужели в Афарикенте нет достойных мастеров? Лайло, пристально следила за дымящимся маслом и забросила в казан мясо для обжаривания. Она покосилась на Нигору, взглядом заставляя её поработать капкыром, чтобы мясо не пригорело. Мысли вернулись к мастеру Санджару. Конечно, достойного нет! Один Санджар-драчун, чтобы сгореть ему и его душе, чего натворил! Чуть не убил её любимого сына, такого умного и ласкового!
От Али не дождёшься приветливого слова, а этот – апа-джан, апа-джан, и всё время ластица, разрешает обнять себя и поцеловать. Не то, что Али, вырывающийся из материнских рук, словно она его сейчас бить начнёт или наказывать за очередной проступок! И её доброго мальчика этот шайтан бил так, что вид его ужасающих ссадин и синяков и сейчас заставлял материнское сердце сжиматься от горя. Нет, мастеров в Афарикенте нет. Ей придётся смириться с тем, что сыновья будут жить вдали от родного дома. Внезапно Лайло заулыбалась – что, если послать в Бухару вместе с ними, для материнского догляда, Нафису? Она обоих мальчиков любит. Именно она качала их в бешике, она купала их, меняла пелёнки, стирала. И всегда защищала. Всё равно замуж она выходить не хочет, просто криком кричит, видя свах…
Никто не знает, почему сестрёнка выходить замуж не хочет. «Нет, я просто слепая. Надо Лолу расспросить, да похитрее, а то ничего не расскажет» – думала Лайло. Не зря её младшенькая возле Нафисы крутится, вышивать не вышивает, а к холе так и липнет, всё свободное время рядом сидит. В это время Лола выскользнула от Нафисы, вышивающей шёлковые платки для ханзедар*. Вслед за ней и Нафиса медленно вышла из комнаты, где словно пришитая сидела за срочной работой. Она, ничего не замечая вокруг, прошла на задний двор, обводя его невидящими глазами. «Ой-бой, это что с сестрёнкой приключилось. Чего это она пошла на задний двор, может просто в отхожее место отправилась?» – Лайло не терпелось поговорить с Лолой, но теперь уже её удивило поведение девушки. На заднем дворе Нафиса пробыла совсем недолго. Оттуда она шла прямо к очагу, на ходу вытирая руки.
