Это Бог наказывает ее за грехи, за Олежку, за мелкие увлечения и пороки студенческой молодости, наказывает Белозерцева за его похоть, за то, что вечно бегает за чужими юбками – не всегда чистыми, за Виолетту… Грешны они перед Богом, грешны. Оба грешны. Ирина снова заскулила, подтянула к себе ноги, свернулась, как в детстве, калачиком, забылась на несколько минут.
Очнулась от того, что кто-то тряс ее за плечо. Ирина не сразу сообразила, что с ней, где она лежит и вообще где все происходит – в забытьи, в одури или наяву, замотала протестующе головой, попыталась оттолкнуть тяжесть, навалившуюся на нее, выкинула перед собой руки, уперлась во что-то плотное и закричала.
– Тихо! – она узнала голос Белозерцева. – Чего орешь, как оглашенная? Ты что, испугалась? Это я.
Она открыла глаза. Над ней действительно склонился Белозерцев, постаревший, с ввалившимся ртом и окостлявевшими висками, с тусклым, без жизни и обычного блеска взглядом.
– Ты?.. Ты чего? Почему так рано?
– Почему, почему… По кочану да по кочерыжке. Ладно, ты и так все знаешь.
– Знаю. – Ирина снова скривилась лицом, заплакала горестно: – Ко-о-остик!
– Хватит дождя! – довольно грубо оборвал ее Белозерцев. – Развела тут сырость, и без тебя кругом все хлюпает. Тошно! – он прошел к домашнему сейфу, врезанному в стену – к сожалению, только наполовину; глубже врезать сейф не удалось, стена оказалась слабой и тонкой, – замаскированному под отделение секретера, открыл его. Услышав громкое рыдание Ирины, нервно дернул головой. Он понимал, что Ирину покоробила его грубость, понимал, что надо бы дать «задний ход», отработать обратно, приласкать жену, сказать ей несколько добрых слов, но не стал делать этого, внутри у него возникло что-то протестующее, словно бы Ирина была виновата в похищении Костика. Вторично дернул головой: сдерживать себя не мог, что-то надломилось в нем, – если Ирина была в чем-то виновата, он бы убил ее. Удавил бы собственными руками. Этими вот… он посмотрел на свои руки.
Вытащил из сейфа несколько пачек долларов – домашний запас «налички», который держал у себя на всякий случай, но до нужных ста пятидесяти тысяч – первого «взноса» – было далеко, затолкал пачки в синюю сумку с надписью «Белфаст», озабоченно подумал о том, что деньги все равно придется брать взаймы, может быть, даже придется попросить кредит в Центробанке у зама председателя, с которым он был хорошо знаком, перебросить кредит в посреднический банк и там превратить его в наличные деньги, поскольку напрямую «наличку» в Центробанке брать нельзя.
Белозерцев закрыл сейф. Он уже немного пришел в себя. Первое оглушение, когда все предметы перед глазами двоятся, троятся, а у самого носа, словно у инфарктника, бегает прозрачная черная строчка, осталось позади, и Беозерцев обрел способность соображать.
В офисе долларовой «налички» тоже оказалось мало: все-таки совместное предприятие «Белфаст» – это совместное предприятие, «джоинт венче», а не обменный пункт по превращению «зеленых» в «деревянные» и наоборот, все деньги находятся в работе, в движении, лежит и покрывается пылью только самая необходимая малость – две-три тысячи долларов, и все, поэтому Белозерцев и примчался домой.
Хоть и не считал никогда Белозерцев, какой долларовый припас он держит у себя дома, в личном сейфе, но все-таки ему показалось, что денег оказалось меньше, чем он клал сюда, и поэтому он подумал с тупым удивлением, а не забиралась ли в сейф Ирина? Нет, вроде бы не должна, от сейфа у нее нет ключа.
