Послышалось кряхтение и топотня на выходе. Папенька просовывает башку, посмотреть: «как у молодых дела?».
— Бать! — успевает взвизгнуть одноглазый, извиваясь гусеницей.
Упс! Тело падает мордой в пол… точнее, в землю. Боров даже пикнуть не успевает. Сдерживаю желание еще прыгнуть сверху, чтоб позвоночник выгнуть колесом.
— Мои братья тебя на куски порежут, сука!
«Ой, кто там развякался?» — поворачиваюсь к Саньке. Он сдувается, когда я подхожу ближе, и втягивает голову в плечи.
— Братья, говоришь? — оттягиваю мочку уха. — Я из тебя сейчас слоника сделаю, если не скажешь, где они.
«Можно и второе потянуть, для симметрии» — красноухий одноглазый бандит скрипит зубами, но про братишек упорно молчит. Решив больше времени здесь не терять и самой разведать, отступаю к выходу. Перешагиваю через папеньку и оборачиваюсь:
— Парень, если ты меня слышишь… продержись еще немного!
Рука его дрогнула. Киваю самой себе, что медлить нельзя, и пробираюсь по узкому проходу. Спертый, затхлый воздух постепенно рассеивается, и я жадно втягиваю кислород ночной прохлады. А звезды какие яркие!
В стороне небольшой деревянный дом светит одним окном. Передвигаюсь осторожно. Быстро не получается — ребра больные мешают. Радует, что ничего не сломано. Одна из моих суперсил — резиновая Зина. Гнусь, но не ломаюсь: тьфу-тьфу! Надо постучать по дереву… что я и делаю, бряцая кулаком в дверь.
— Эй! Есть кто живой?!
«Выходи, маньячелло! Тут целая Валька на тебя пришла» — подхихикиваю. Нервное, наверное. В ответ — ти-ши-на! Нет маньяков дома — делаю заключение и тяну ручку на себя. Скрипнув, избушка распахивается, и я захожу внутрь. Черепов человеческих не наблюдаю. Дом как дом. Пахнет подгорелой кашей. На плите кипит чайник. Задаюсь вопросом: как отшельники здесь электричество вырабатывают? И нахожу сразу ответ в гудящем в углу аккумуляторе.
Снимаю чайник с плиты, чтоб не свистел мне тут и не мешал наводить шмон. «Где мой рюкзак?» — расшвыриваю кастрюли и сковородки, лазая по ящикам. Не стесняясь, выгребаю шмотье из шкафа. Переворачиваю все лежанки, стоящие у стены. Опа! Тяну за розовую лямку и вытаскиваю из-под кровати свой рюкзачок.
Аки дитя малое радуюсь, что рацию мою не разбили. Нажимаю кнопочку и ору в эфир координаты. Повторяю для особо одаренных несколько раз, добавив, что ежели они сейчас свои жопы не поднимут, то родственник генерала Закимова окочурится в ближайший час или два.
— Говорит капитан Круглов! — шелестит рация, потрескивая и попискивая на разные «голоса».
— Продолжай говорить, — разрешаю, устало откинувшись на спинку кровати.
— Выпускай через полчаса сигналки.
— Как скажешь…
— Валь…
— Что?
— Сама как?
— Жить буду, — ворчу недовольно, что много вопросов задает.
Звуки вертушек. Блуждающий свет сверху. Крики. Парни в экипировке с автоматами наперевес. Красиво шумят — все как я люблю. Из землянки вытаскивают все организмы. Медицинский борт уносит в темное небо единственного оставшегося в живых студента-археолога. М-да. Наука требует жертв… К сожалению и таких.
Круглов кудахчет, что поймает остальных «лесных братьев». Он старается не смотреть мне в лицо… Возможно — стыд. Возможно — я такая «писаная» красавица, аж глазам больно глядеть.
Не успели меня привезти в больницу, как позвонил Громов на мобильник капитана, и орал, что я снова «дура конченная» и опять «все сделала не так», «не видать мне премии как своих ушей»… «Господи, Гром! Я счастлива, что эти уши сейчас тебя слышат». Какая, в жопу, премия, если он отстегивает мне деньги из какого-то фонда…
