— Вы бы выгуливали своего козла где-нибудь в другом месте, — у блондинки, с короткими волосами и пирсингом в носу, прорезался голос.
Рассматриваю любителей пикника. Парни храбрятся, но чувствуют уже, что сейчас будет «ата-та».
— В заповеднике костры жечь запрещается! — вынимаю ксиву из бокового кармашка рюкзака и разворачиваю.
Красные корочки действуют как надо. Мелкие переглядываются, соображая — что делать, и что им за это будет.
— Костер потушили, живо! Вот из-за таких раздолбаев и случаются пожары, — кладу удостоверение обратно и тычу пальцем в алеющие угли.
— Чем тушить? Воды-то нету, — пищит вторая девчонка.
— Ваши кавалеры пусть поссут на огниво, а мы вежливо отвернемся… Да, Вань?! — беру козла в сообщники. — Или вы в участок захотели? А потом еще в школу сообщат… — продолжаю давить.
Мы отвернулись. Даже Ванька не подглядывал, обдирая ближайший куст. Только шипение и журчание раздается, и девчули краснеют по самые уши.
— А теперь — живо домой! И чтобы я вас здесь больше не видела!
6. 6.
Как же нужно люто ненавидеть весь род людской, чтобы сотворить такое? Не было сомнения, что именно это — «то» место. Здесь все вытоптано тупым стадом дознавателей. Пытались даже копать, дебилы. Нет уже тех разбросанных вещей, как на фото. Только убитая людьми и солнцем трава, поломанные кусты, куски оградительной ленты, что, развивалась, шелестя на ветру … Опустившись на колени, загребаю рукой горсть земли и подношу к носу. Вдох-другой и меня повело, как собаку, почуявшую след. Я петляла, выводя фигуры бесконечности, восстанавливая схематично, как стояли палатки, посередине у них — место «очага» и общего сбора…
Даже Ванька умнее тех следаков, что были здесь. Он чует беду, страх… Топчется на краю поляны и его проще пристрелить, чем заставить ступить на эту, теперь, проклятую землю.
Нет. Не маньяк. Здесь работала целая команда упырей в человечьем обличие. Я чувствовала себя как та ива, раскачиваясь от дуновения соленого ветра с моря. Мне хотелось зарыться в песок и не видеть то, что всплывало видениями.
— Я говорил тебе убираться, глупая, — раздался его голос за спиной.
Шаги приближались. Просто закрываю глаза и жду. Тупая боль прошивает затылок, и сознание падает в темноту. Только гул водоворота крутит одну и ту же пластинку, напоминающую стук колес поезда «тудух-тудух».
Уродливая тупорылая морда со злобными глазами — первое, что вижу, вернувшись из нирваны. Мое тело скрючено в позе эмбриона. Руки и ноги связаны. Я даже плюнуть ему в рожу не могу… «Пока не могу» — успокаиваю всех своих демонов, воющих от досады. Приступ тошноты пытаюсь сглотнуть, проталкивая слюну. Хуже ситуации не помню. Снова играю краплеными со смертью, снова испытываю судьбу на прочность. Когда-то это должно закончиться… Но не сегодня.
— Чего зыришь?! Развяжи. Хоть обнимемся, — хихикнув, перекатываюсь на другой бок и тут же получаю пинок под ребра.
Боль. Снова она, родимая! Я уже соскучилась. Барабанная дробь в висках. Металлический вкус крови во рту. «Сука! Опять всю мою красоту попортили» — констатирую факт.
— Она из ментовки, ее искать будут, — говорит упырю пожиратель яблок.
— Сын, тебе нихера доверить нельзя! Надо было ее на тропе брать! Почему она успела дойти до места? А?!
«Еу! У нас семейный подряд?! Сейчас подойдет мамочка и вырежет мне печень на гуляш?» — начинаю осматриваться и вздрагиваю.
В углу еще двое связанных. Один точно неживой: голова неестественно повернута и даже в полутемени вижу маску покойника. Второй — еле дышит. Множество кровоподтеков. Опухшие губы приоткрыты и выдают хрипы, будто ему тяжело дается каждый вздох. Он в отключке, и это сейчас плюс, пожалуй. «Потерпи, пацан! Сейчас Валюша все решит!». Меня ничто так не приободряет, как возможность отстоять чью-то жизнь… Поворачиваюсь к товарищам-убийцам:
