– Ася! Ну хоть слово скажи! – умоляла побледневшая мама.
Кое-как мне удалось выйти из ступора, и я спросила:
– Мам, а у папы был тёмный костюм? И волосы очень тёмные? А глаза зелёные?
– Да, был, – ответила ошарашенная неожиданным вопросом мама, она помогла мне сесть на больничную койку, – и волосы, ты на меня больше похожа, и глаза, и цвет волос, только характер…
– Папин? – уточнила я, натягивая рукава пижамы до самых кончиков пальцев.
– Папин, – ласково подтвердила немного сбитая с толку мама. – Тебе плохо?
– Голова, бывает, болит, – соврала я и виновато улыбнулась.
– Ась, ты меня пугаешь, – взгляд мамы был полон тревоги.
– Знаю, прости…
– Ах, совсем забыла, – Ольга Александровна глубоко вдохнула и деликатно сменила тему. – Тут дядя Петя тебе телефон передал, чтобы ты была на связи. Он очень настаивал, – смутилась мама и протянула мне коробочку, чуть потрёпанную, в которой лежал вполне себе неплохой смартфон, не последняя модель, но видно, что им не пользовались ни разу.
– Мам, он же дорогой! Мне неудобно, я потом накоплю и куплю себе что-то попроще.
Стоило мне протянуть мобильник маме обратно, как тот зазвонил прямо у меня в руках, а на дисплее высветился знакомый номер:
– Дядь Петь, у тебя что жучки стоят в моей палате? – ответила на вызов я.
В трубке послышался хриплый смешок:
– Санёк, выдумаешь тоже! Номер в сети появился, я тебя и набрал, знаю ведь, что отказываться начнёшь! Мне ещё в прошлом году получку выдали натурой, я у поставщика одного работал охранником на складе. Ты не подумай что! Всё честно, этот аппарат русифицировать не получилось, а серый покупать никто не захотел. Вот мне, дураку, его и втюхали: я ж не знал, что там на английском всё. Я и на русском-то в этих новых телефонах не понимаю ничего! Может, тебе пригодится.
– Дядь Петь, спасибо, – поблагодарила соседа за подарок. – Телефон очень классный.
– Ты это, – замялся мужчина, – как вообще?
– Как огурчик!
– Зелёная и в пупырышку? – хмыкнул он.
– Так точно! – рассмеялась я.
– Ну держись, Зелепупка! Не вешай нос!
Наш сосед отключился, не дожидаясь ответа и не прощаясь.
– Ворчал? – спросила мама, доставая из коробочки зарядку и наушники.
– Как обычно. Но ведь спорить с ним бесполезно.
В этом весь дядя Петя. Вот вам стиральная машинка автоматическая, я накопил, мне не надо, а у вас ребёнок в доме. Вот я полки новые смастерил, доски в гараже нашёл, мне не надо, а ребёнку книжки ставить некуда. Вот я вам плитку в ванной поменял, купил по уценке у какого-то пьяницы, мне не надо, а вы же девочки. Вот я фрукты вам принёс, с машины по дешёвке продавали, все брали, и я вам взял. А попробуй ему потом что-нибудь деньгами вернуть. Сердится, обижается или, того хуже, может уйти в запой. Мама за него переживает: он ей как старший брат, они выросли в одном доме на одной лестничной клетке и по сей день живут через стенку. Вместе теряли родителей, вместе пытались выжить.
Я раньше думала, что Кирсанов и есть мой папа: по возрасту и внешности вполне подходит; спрашивала и у мамы, и у него. Оба открещивались, слишком усердно доказывая, что только дружат с детства. А теперь, кажется, я и сама вспомнила того, кто должен был быть моим папой. Интересно, мозг сам нарисовал эту картинку с перевёрнутой машиной или подсмотрел в каком-нибудь блокбастере? А родители разошлись до аварии или после? Мама никогда не говорит о ней, а стоит мне упомянуть, как она перестаёт дышать от ужаса и её накрывает истерика. Впрочем, какая разница, ведь если моему подсознанию легче считать, что я хотя бы чуточку была дорога отцу, пусть будет так.
