Никаких стен. Никакого пола.
Только пульсация.
Пульс – как у живого существа,
но этот пульс исходил из него самого.
Элиан оказался в пространстве, которое нельзя было описать местом.
Это было ощущение —
как если бы воспоминание обрело форму.
Оно вибрировало в воздухе, в коже, в самых лёгких движениях мысли.
Перед ним начали собираться образы.
Но не как картины или сны.
Они дышали.
Они были живыми моментами,
запечатанными внутри его сердца.
И теперь – высвобожденными.
Он увидел себя – мальчиком,
стоящим на берегу, где погибла его мать.
Он снова слышал, как отец зовёт его —
и снова не откликается.
Он увидел женщину, чьё имя почти забыл, но чья рука когда-то спасла его от падения, а он не остался, не поблагодарил, просто ушёл.
В этом месте всё забытое требовало быть услышанным.
Здесь не было вины. Только возможность: прикоснуться к каждому забытому "прости",
к каждому несказанному "я люблю",
к каждому "я не смог", которое он прятал за гордостью и страхом.
И чем глубже он смотрел,
тем яснее становилось: это и было временем. Не даты. Не события. А цепь недосказанного, незавершённого, невозвращённого. И если он осмелится пройти её до конца – возможно, он станет тем, кем должен был быть во всех мирах сразу.
Слова звучали без голоса:
Ты вошёл. Теперь будь. Не тем, кто помнит. А тем, кто проживает заново.
Он закрыл глаза.
И разрешил себе – вспомнить всё.
И в тот миг, когда он позволил воспоминаниям пройти сквозь него, они перестали быть тенями.
Каждое из них стало воплощением.
Цельным, живым.
Словно он снова оказался внутри собственной жизни,
но теперь – в каждом её ответвлении,
в каждом незамеченном жесте,
в каждом разветвлении пути,
которое прежде проходил слепым.
Он стоял на границе двух времен.
Одно – то, что он знал.
Другое – то, что могло бы быть.
И между ними – он сам,
разрываемый, но целый,
как песчинка, упавшая в гигантский механизм Вселенной
и вдруг осознавшая свою массу, свою важность, свою судьбу.
Перед ним возникло пространство, похожее на зал, в котором стены пульсировали гравюрами.
Это были не рисунки,
а запечатлённые эмоции,
выписанные в символах, языках, давно забытых цивилизаций,
которых уже не существовало —
но которые, как оказалось, жили в нём.
На одной стене – спираль,
внутри которой танцевали крошечные образы: он и Аэлина, держась за руки,
расходясь, встречаясь, исчезая, снова находя друг друга. Всегда с болью. Всегда не вовремя. Всегда – почти.
На другой стене – часы. Но в них не было привычных стрелок.
Только капли. Они падали с неба,
каждая – момент, каждая – выбор.
И чем тише становилось,
тем отчётливее он слышал звук этих капель: это были слёзы. Слёзы времени, что плакало за каждого, кто не успел быть собой.
И в центре зала – зеркало.
Но в нём не было отражения.
Только пустота.
Он подошёл.
Только тогда – отражение появилось.
Но это был не он сейчас.
Это был он – из всех жизней сразу.
Старик, юноша, ребёнок, тень, беглец, правитель, нищий.
Они все смотрели на него.
Ждали.
Он поднял руку.
И сказал:
– Я не прячусь.
Зеркало треснуло. Оно не разбилось —
оно раскрылось, как дверь, ведущая в ещё более глубокую суть. И Элиан понял:настоящая суть путешествия во времени —это не побег от прошлого.
Это возвращение к себе,
всецелое, бесстрашное. Он сделал шаг. И прошёл сквозь самого себя.
Она знала, что он вернётся, он всегда возвращается. Знала с той самой секунды, когда впервые услышала, как его сердце замирает при слове "прощай". С тех пор время текло иначе.Она стояла в зале разбитых отражений, где каждая трещина в зеркале – это момент, в котором он не выбрал её. И она не винила. Она помнила: он всегда выбирал мир. Выбирал всех. Кроме себя. И кроме неё.Она коснулась стены, где часы плакали.Капля упала – в тот миг, когда он сказал "я вернусь" и не вернулся.
