По мнению режиссера, все юные парижане, когда не защищают Коммуну и не пишут на стенах гадости, носят полосатые жилеты и красные капоры.
Ну, пускай. Я не буду издеваться над постановкой, она и вправду вышла довольно приличной. Немного, правда, настораживал Волк. В прошлом году, во втором классе, на таком же спектакле он играл какого-то графа. Так что вполне заслуживает имени Графулы, из-за чего в него сразу влюбилась половина всех присутствующих, если не все, кроме меня, потому что я уже укушенный.
Волк, полагая, будто грассирует, по-ленински картавил, а в лесу опять-таки представлялся графом Доберманом. Стихи, вложенные ему в уста режиссером, показались мне несколько подозрительными. Графула, напоминая Гумберта Гумберта, ходит и строит планы:
Поболтать с ней немножко,
Ягодой угостить,
И знакомой дорожкой
Далеко заманить.
Вообще, поведение Волка было не пищевым: приглашал кого-то за мельницу и обещал свезти в Париж. А пирожки, объяснил Волк бабушке, он «испек с мамой».
Далее наступает черед Бабушки, для которой я уже сочинял слова сам, прямо на спектакле: «Кто это там так громко стучит? Двери ломает? Fucking shit!…»
Волк съел бабушку, накрыв ее алым кумачом, тем превратив ее в бурдюк бургундского красного. Когда же явилась Шапочка, он повел такую речь:
– ЩеколдА там! Ты дерни ее… Я так изменилась – плохая совсем…
Перед развязкой Шапочка обращается непосредственно к Шарлю Перро, и тот ее отпускает в обмен на клятву прочитать все его книги. А волку Шарль Перро сказал:
– Иди, ты еще наешься.
Еще режиссер – сомнительного, между нами, вида – ввел в либретто двух птичек. Вероятно, это случилось в минуту особого наития при расслабления после репетиции. Они выполнили неясную функцию.
Когда все закончилось, я хотел уйти, но меня выудили из массы пальцем и заорали:
– Мужчина, помогите унести декорацию!
Я помог. Пронес ее шагов двадцать за дверь, я услышал:
– Куда вы понесли декорацию, черт побери? Пусть стоит, где стояла!
Стоит, где стояла. Обошлось без перемены декораций. Надо ставить Чернышевского – тогда не обойтись, ее унесут.
Судьба бабушки осталась туманной. Ее никто не вынул, и она плавно вступила в обмен звериных веществ и инстинктов.
Гоголь-Моголь, или как я придумал новое матерное слово
Дочке сделали в гимназии подарок: билет на Диво-Остров (Крестовский) с аттракционами, где два часа можно кататься на любом, штук пятнадцать на выбор. И еще несколько билетиков на один, тоже по выбору.
Ура, у нас каникулы. Мы пошли. Она полностью фанатеет от этих качелей и горок – в отличие от меня.
Петушиный год начался для меня по-петушиному: из меня приготовили коктейль, то есть cock-tail, петушиный хвост, если читатель не из команды Знатоков.
Вообще, есть в этом некий отзвук альтернативной реальности. Давным-давно отца приглашали в отряд космонавтов. И, не заболей он хуже некуда, еще неизвестно, как все повернулось бы…
Короче говоря, там есть увеселение по имени «Шейкер». Я имею в виду увеселительный парк. Он в списках не значился, ибо дочка мала еще для него и ждет, когда дорастет до ста сорока сантиметров. Тогда – милости просим.
Я уже говорил, что ненавижу качели с летучими каруселями, боюсь высоты. Но перед ребенком-то стыдно! Поэтому я прокатился на Колесе Обозрения; потом на высоте двух-трех метров катил по монорельсу в какой-то машинке, усиленно работая педалями. Потом покружился в скучном чайном приборе.
