* * *
Сестру Лючию разбудил звон монастырского колокола. Открыв глаза, она некоторое время смотрела в потолок, силясь понять, где находится. В крошечной келье, где она спала, царил зловещий полумрак. Колокольный звон возвестил о том, что пришло время ночной молитвы, три часа утра, хотя мир за стенами монастыря еще крепко спал.
«Черт! Этот распорядок меня убьет». Сестра Лючия откинулась на крошечный, ужасно неудобный матрас, умирая от желания закурить, но потом все же неохотно встала. Тяжелое монашеское облачение терло ее нежную кожу точно наждачная бумага, и она с тоской вспомнила свои красивые дизайнерские платья, что остались в римских шале в Гштааде.
Из-за двери доносился еле слышный шорох одежд шествующих по коридору монахинь. Небрежно заправив постель, сестра Лючия вышла в длинный коридор, где уже выстроились монахини, опустив глаза в пол. Медленно они двинулись в сторону часовни.
«Они похожи на стайку глупых пингвинов». Сестра Лючия никак не могла взять в толк, почему все эти женщины сознательно отказались от нормальной жизни, секса, красивой одежды и вкусной еды. Какой смысл жить без всего этого? А еще эти проклятые правила!
Когда Лючия только переступила порог монастыря, мать-настоятельница познакомила ее с первым: «Ходить надо с опущенной головой, руки держать в рукавах и сложенными на груди, шаги делать короткие, ступать медленно, не заглядывать в глаза другим сестрам и вообще не смотреть на них. А главное – не разговаривай: твои уши должны внимать лишь словам Господа».
В течение следующего месяца Лючия то и дело получала наставления, на которые следовало отвечать: «Да, мать-настоятельница».
«Сюда приходят, чтобы остаться наедине с Господом, а для этого необходимо полное душевное одиночество. Его надежно охраняют правила молчания».
«…Ты должна всегда повиноваться безмолвию глаз. Заглядывая в глаза другим сестрам, ты отвлекаешь себя ненужными образами».
«…Прежде всего ты должна исправить свою жизнь: искоренить старые привычки и мирские наклонности, стереть из памяти все образы прошлого. Тебе необходимо подвергнуть себя очищающему душу покаянию и привыкнуть к смирению, дабы избавиться от упрямства и себялюбия. Недостаточно сожалеть о своих прошлых поступках. Лишь узрев безграничную красоту и святость Господа нашего Иисуса, мы начинаем испытывать желание искупить не только свои собственные грехи, но и все те, что когда-либо совершались на этом свете».
«…Ты должна бороться с чувственностью; недаром Иоанн Креститель назвал ее помрачением сознания».
«…Каждая монахиня живет в безмолвии и уединении, словно уже вознеслась на небеса. В этом чистом драгоценном безмолвии, которого все мы так жаждем, она способна прислушаться к безграничной тишине и познать Господа».
В конце первого месяца в монастыре Лючия приняла свой первый обет. В день церемонии ей остригли волосы. Процедура оставила у нее не слишком приятные воспоминания. Мать-настоятельница занялась новой сестрой собственноручно. Вызвав Лючию в свой кабинет и жестом приказав сесть, она встала у нее за спиной, и, прежде чем та успела сообразить, что происходит, раздалось щелканье ножниц. Лючия хотела было воспротивиться, но вдруг поняла, что это ничего не изменит и подумала: «Волосы отрастут, а пока можно походить похожей на ощипанного цыпленка».
Отведенная Лючии мрачная клетушка напомнила ей змеиную нору. На голом дощатом полу лежал соломенный тюфяк с тонким одеялом и рядом стоял деревянный стул. Ей ужасно хотелось почитать хотя бы газету, но вряд ли здесь добудешь даже это, не говоря уж о радио или телевизоре. Связь с внешним миром в монастыре полностью отсутствовала.
