Матушка недовольно покачала головой, вытерла холщевым полотенцем красные натруженные руки и пошла к дверям — узнавать, что случилось.
— Поди опять демоны окаянные силой меряются! — в сердцах проворчала она, имея в виду местную молодежь.
Дэни со своего места наблюдала за тем, как мать спустилась по ступенькам, прошла по двору, распугав кур да серобоких гусей, и приложив руку к бровям, пыталась супротив солнца рассмотреть, что происходит.
Девочка прислушалась еще сильнее. Отдельных слов разобрать не получалось, но крики раздавались все явственней. И в них не было тревоги, как показалось изначально. В них была ... боль. И страх.
Откинув в сторону недоделанную работу, подхватилась с лавки к порогу и замерла, не в силах переступить через него.
Чуть поодаль, там где плотно стояли центральные дома деревни, взмыли к небу черные столбы дыма. Воздух принес страшный запах пожара. Швырнул его в лицо, защипав глаза, смешав дыхание.
Деревня горела! Ни один дом, ни два! Вся деревня!
— Уходи! Дэни, ради всего святого, уходи! — раздался еле уловимый сквозь нарастающий гул крик матери.
Дородная Марена, развернувшись, со всех ног бежала к двери, некрасиво подобрав длинный подол, оголяя босые чумазые ноги.
Дэни, не шелохнувшись, стояла на пороге, испуганно глядя на черные клубы дыма, расползавшиеся во все стороны.
— Беги! — снова кричала мать, и на ее белом перекошенном лице ни осталось и кровинки.
Девочка, будто в оцепенении перевела взгляд на раскатанную широкую дорогу, ведущую к их дому. Там были солдаты. Много солдат, человек десять. В темных одеждах, длинных подбитых золотом плащах, с легкими шлемами на головах, наполовину скрывающих лица.
Они нападали на деревенских жителей, разили мечами, не жалея никого: ни стариков, ни женщин, ни детей.
Деревенские мужчины пытались защитить свои семьи, да только куда им против тренированных тьердов? Кровь хлынула рекой, затопив Золотые Пески болью, огнем и ужасом.
— Дэни, беги, спасайся! — кричала мать, пытаясь достучаться до оцепеневшей, испуганной дочери, — беги!
Трех шагов не хватило ей, чтобы добраться до дома, когда прозвенела тетива, и стрела с темным оперением пробила грудь женщины, выйдя острием с другой стороны. Дени, не дыша смотрела, как на груди матери расплывается пятно темное, окрашивая белую домашнюю рубаху в багряный цвет.
— Беги, умоляю! — прохрипела Марена, тяжело опускаясь на колени, а потом медленно заваливаясь на бок, в дворовую пыль. И в угасающих глазах, светилась мольба.
***
Девочка, трясясь от ужаса, вскрикнула, зажимая рот рукой, и бросилась к женщине, некрасиво осевшей на землю. На верхней ступени крыльца остановилась, замерла, почувствовав на себе тяжелый взгляд.
Посмотрев вперед, увидела лучника, закладывающего новую стрелу, и гладящего на нее без эмоций, сомнений, сожалений.
Опешив, отступила на шаг, не понимая, в чем провинились она, мама, и все эти люди, павшие от рук тъердов.
Тетива медленно натянулась, и лучник, примерившись к цели, выпустил стрелу. Прямо в нее.
Ветер летний пощадил, пришел на помощь. Бросился наперерез, подхватил стрелу звенящую и отвернул ее в сторону.
В сантиметре прошло острие от испуганной девчонки, прозвенев над ухом безжалостной осой.
Дэни попятилась к двери, бросила горестный взгляд на мать, лежащую на земле. Сердце кровью захлебывалось, но, увидев, как стрелок снова стрелу достает, громко всхлипнула и побежала в дом. Захлопнула за собой тяжелую дубовую дверь, засов массивный опустила и бросилась к черному выходу, ведущему в огород.
