Зашла Фазиля, ее живот сильно выпирал под платьем. Касен понимающе посмотрел на Мурата:
– Уже скоро?
Мурат усмехнулся:
– Скоро.
Фазиля принесла блюдо с баурсаками, потом, окликнув Майру, свою помощницу, попросила принести самовар, который та растопила на улице, и чайник. Слегка переваливаясь, молодая женщина достала пиалы, затем молоко, иримшик[7] и положила на дастархан. Пока отец с братом беседовали, Асия, сбежав от апы, спряталась, потом увидела, как мать зашла в юрту, а за ней Майра понесла самовар. Асия подбежала к лошади, стоящей на привязи. Белая, с густой гривой, та беспокойно перебирала копытами, остерегаясь этой девчонки, не понимая, что у нее на уме. Это была лошадь отца. Оглядываясь вокруг, чтобы никто не заметил и не остановил ее, Асия сунула ногу в стремя и быстро вскочила на коня, забыв отвязать поводья, и теперь, уже на лошади, поняв это, наклонилась и, не слезая, пробовала развязать узел. Но отец крепко привязал своего коня.
Каси, посидев немного в юрте Дяу-апы и устав слушать ее жалобы на больные ноги, решил, что отец и дядя уже говорят о чем-то другом, и ему можно к ним, пошел в юрту. Во дворе он увидел сестренку, которая отчаянно пробовала развязать тугой узел.
– Как хорошо, что ты здесь, Каси, – Асия уже забыла, что убегала и пряталась от него. Девчонку сейчас больше волновало, как бы отец не вышел и не увидел ее верхом на своей лошади.
– А ну слезай! – приказал Каси. – Иди к апе и помоги ей.
– Апа ушла в юрту, уже не надо помогать, – немного струхнув от серьезного вида старшего брата, робко промолвила сестренка, но с лошади не слезла.
– Кто тебе разрешил садиться верхом на лошадь? – строго, почти как апа, спросил брат. Асия поняла, что от Каси никакого толку не будет, он ей не поможет, и, уже не обращая на него внимания, не слезая с коня, опять принялась развязывать поводья.
Из своей юрты, переваливаясь на больных ногах вышла Дяу-апа. Асия, чуть не вываливаясь из седла пробовала развязать тугой узел.
– Каси, что же ты не поможешь? – упрекнула Дяу-апа подростка.
«А что, на самом деле, пусть катается». Он посмотрел на сестренку, глаза у нее горели, ей так хотелось туда, в такую манящую родную степь. Весь аул знал, что дочка Мурата любила мчаться на лошади по бескрайним просторам Семиречья. Степь была недовольна, что какая-то девчонка посмела потревожить ее покой, но потом успокаивалась.
Асия краем глаза посматривала на брата. «Поможет он, наконец-то?»
Дяу-апа направилась к девчонке:
– Давай я тебе помогу, доченька, – но Каси опередил ее и, развязав узел, отдал поводья сестренке.
– Сильно не подгоняй коня, – но, посмотрев на нее, понял: «Все равно не послушается, и в кого она такая?»
Как и предполагал Каси, девчонка уже не замечала брата, натянула поводья, лошадь, почувствовав опытного седока, ждала, уже уверенно, когда нужно рвануть вперед.
«Опять за свое», – подумал Каси и крикнул всаднице:
– Осторожно!
Старший брат видел, как лошадь развернулась и понесла Асию. «Хорошо держится».
Девчонка ударила камчой по крупу, из-за чего лошадь, взбесившись, понеслась галопом в открытую бескрайнюю степь: ведь впереди манящий простор, воля и ясное родное небо.
Асия представляла, что она сейчас… нет, нет, не на лошади, она там, в том грузовике, который скрылся за клубами пыли далеко за горизонтом…
Сейчас она чувствует, ощущает ту скорость, тот бег, но только не на лошади, она там, в кабине, сидит и управляет такой большущей машиной, ведь она все умеет, все может! Ударив лошадь еще раз камчой, девчонка направила ее на дорогу, по которой проехала машина. Степной ветер хлестал ее по лицу, но она и не пряталась, ведь она ничего не боится, ее туго заплетенные косы с шолпы
