Песнь Нижних земель - страница 14

– Тамошний вокзал не такой, как эти. Там можно и, ма, с комфортом поспать!

Полукровка слегка наклонился, края ужасного шрама мелькнули из-под капюшона:

– Вы же понимаете, господин Суму-ла-Эль, что дело наше важно. Можно сказать, все мы находимся под чутким присмотром чиновников.

Машинист замотал головой, размахивая длинными усами:

– Конечно, ма, конечно, господа. Час отдыха! К десяти часам максимум будем на перроне подножий! Я побежал, ма, дремать! – он поклонился, собрался было идти, но остался на месте: – Господа… Я смею предположить, что вы не могли не обратить внимания на бурную реакцию на вас, ма, моего углежога…

– Я обратил, улыбнулся полукровка. Гигант выказал согласие кивком.

– Вы его, ма, всерьез не воспринимайте, господа. Сами знаете, что о таких, как, кхм… вы, говорят в Асире. А он парень молодой, по вашим, ма, меркам – всего-то восьмидесятый год идет! – он помялся немного. В общем, господа, мне не нужны лишние проблемы. Тем более со службой безопасности и прочими, ма, ведомостями.

Пожилой валимит застыл в ожидании ответа. Надсмотрщик кивнул с видом крайнего понимания, алакил приглушенно сказал:

– Мы вас прекрасно понимаем, господин ла-Эль. Но по долгу службы мы все воспринимаем всерьез.

Валимит охнул. Алакил же улыбнулся, голос его стал добродушным:

– Но молодость, как говорится, шальная пора. Особенно у таких дивных существ, как асиры! Верно?

Машинист непонимающе смотрел на надсмотрщика, стараясь не сболтнуть лишнего, сам же расплылся в глуповатой улыбке:

– Наверное…

– Так вот вы и своего подопечного не забудьте предупредить, шепнул полукровка, что вам проблемы не нужны. Вы меня понимаете?

– Конечно, Суму еще раз поклонился, отходя от них. Конечно, я все понимаю.

Когда силуэт машиниста исчез в тенях одиноких лачужек, Багор повернулся к Сарге, нахмурившись:

– Даже не думай.

– Я и не думал.

– Не играй со мной, алакил, а то плохо кончишь. У меня все записано, каждый твой шаг.

Сарга скривился в притворном удивлении:

– Я думал, ты записываешь только ход и результат моей работы! – всплеснул руками. Никакой приватности!

– И не думай! – отчеканил надсмотрщик, нависая над подопечным, словно утес.

– Да на кой мне сдался этот притрушенный? Если сам не начнет нам мешать – мне до него дела нет.

– Не начнет, гигант направился в сторону корчмы, жестом призывая Саргу. А если начнет, я сам все улажу. Ты же не вздумай его трогать.

Сарга, припрыгивая, нагнал Багора:

– Но железки мы с собой берем?

– Конечно, пробубнил тот.

В корчме пахло скудной едой, подгнившей древесиной и печной гарью. Запах немытых тел был едва уловим, ибо местные работники станции – и по совместительству жильцы – предпочитали проводить дни вне стен своих запущенных строений, собираясь в корчме лишь по вечерам.

О задержавшихся проездом путниках местные вспоминали, как о важном событии, ибо и они были большой редкостью на этом направлении – в сторону Пасти к подгорному городку желающих отправиться набиралось мало. Вот и сейчас в осунувшемся пустующем зале за потертыми столами сидела пара-тройка рабочих утренней смены да начальник станции – старый хашимец с разорванным носом. У печи развалился корчмарь – явно горской наружности. Он неспешно двигал головешки кочергой, поднимая в дрожащий воздух снопы искр.

Багор не без усилий протиснулся в покренившийся дверной проем и пропустил Саргу. Гигант безмолвным жестом указал алакилу на дальний стол, укутанный тенью, сам же протопал к корчмарю. Закрыв могучей спиной вид на печь и оживившегося горца, принялся бубнить. Его бас приглушенным эхом гулял под закоптившимся каменным потолком. Полукровка молча миновал погруженный в полумрак зал, проскользнув, подобно тени, за грубый стол. Взволнованные таким событием немногочисленные посетители украдкой оборачивались, провожая его взглядами полными любопытства. Начальник станции, известный своим имперским отношением к смешанной крови, а главное, к алакилам, засопел. В его голове, подогретой настойкой, зашевелились, как черные крысы в темноте норы, недобрые мысли. Но не только осведомленность в тонкостях имперской культуры и социума портила старику настроение – тут явно постарался неуемный углежог, которого, кстати, не было видно.