Песнь о Графине - страница 7

Только один дом на колёсах выбивался из яркого строя. Серый, ничем не украшенный, не разрисованный замысловатыми узорами он стоял поодаль от других, но заброшенным не являлся. У каждой монеты есть две стороны, и, как это обычно бывает, за весельем и сказкой стоит угрюмый и совершенно нежизнерадостный человек. Именно таким являлся владелец и по совместительству главный управляющий Цирка Уродов, который целыми днями сидел в своём импровизированным офисе. Никто не знал, чем он там занимался, но заходил в свой вагончик он рано утром, а вечером выходил из него ещё более недовольным, уезжая обратно в город. Ни на выступлениях, ни на репетициях он не присутствовал, но каким-то образом знал обо всём происходящем и о любых провинностях своих подчинённых. Вызова в его “темницу” боялся каждый. Мало кого он звал к себе лично, но те, кому выпадала такая честь, после беседы выглядели лишёнными жизненных сил. Однако один человек являлся туда как по расписанию.

Графиня застыла у покрывающейся ржавчиной двери, нервно сжимая в руках свою трость. Спина потеряла свой идеально ровный вид, а глаза неотрывно смотрели на вычищенные ботинки. Шумно втянув воздух, артистка тихо постучала о железную поверхность одними только костяшками пальцев. Дверь незамедлительно распахнулась, будто бы человек за ней только и выжидал прихода девушки.

– Явилась-таки, Грейс.

Девушку передёрнуло. Пальцы сильнее сжали трость. Мужчина средних лет в джинсах и серой полосатой рубашке зажимал зажжённую сигарету в зубах, наблюдая за актрисой.

– Доброго утра, – от насмешливой интонации на повышенных тонах не осталось и следа.

– Смотри в глаза, когда говоришь со старшими, – костлявые пальцы до боли сжали подбородок Графини, поднимая его.

Владелец цирка достал изо рта сигарету, выдыхая дым девушке в лицо и продолжая хриплым голосом:

– Угадаешь, в чём провинилась на этот раз?

– Понятия не имею о чём вы, – взгляд снова опустился вниз. Щёку актрисы пронзило обжигающей болью.

Окурок падает на землю, а чужая рука перемещается на горло, предупреждающе его сдавливая.

– За придурка меня держишь, девчонка?! Ещё хоть раз увижу, как ты своей палкой будешь Морзянку отстукивать, лишишься второго глаза. Я понятно выразился?

– Вполне…

– Ещё раз, – рука сжимается сильнее, – тебе всё понятно?

– Всё ясно.

Пальцы разжимаются, и артистка прижимает руку к свежему ожогу, жадно хватая ртом воздух. Дверь захлопывается, обрывая разговор. Прокашлявшись, Графиня выпрямляется и надвигает глазную повязку ниже, скрывая ранение. Смахнув с костюма осыпавшийся пепел, девушка разворачивается на пятках и идёт обратно в центр веселья. На лице вновь играет улыбка, словно минуту назад ничего не произошло. Артистка в какой-то степени выглядела довольной собой, как показалось Говарду.

Слегка ускорив шаг, девушка мимолётом глянула на деревянную доску для объявлений, которая была увешана афишами. Каждая из них переливалась на солнце и кричала о предстоящем шоу. У главного входа в шатёр успел выстроиться ряд зрителей, которым натерпелось поскорее занять свои места. Только завидев их, Графиня поспешила скрыться от множества пар глаз, поэтому вернулась к потрёпанной доске с объявлениями и проскользнула в замаскированный проход для работников цирка и поспешила к остальным актёрам.

В полумраке мелькали редкие огни прожекторов, которые изредка пробивались сквозь плотные занавесы. Говард, не дожидаясь артистку, проскользнул на манеж, оглядываясь по сторонам. Практически все места были заняты, а сколько людей ещё ждали на входе! Низкая дама в бело-красном платье улыбалась зрителям, проверяя их билеты и подсказывая, как лучше пройти на свободные места в ложе. Оркестр играл незатейливую мелодию, дополняя гомон разговоров со всех сторон.