Сегодня, как и в любой другой день, он был на охоте, он искал возможность выжить еще один день. Ему необходимо было найти хоть какую-то провизию, чтобы продержаться до завтра. Его желудок мучительно сводило от голода, и он чувствовал, как слабеют его силы. Он медленно и осторожно пробирался через заброшенный супермаркет, где когда-то люди толпились в бесконечных очередях за свежими продуктами, а теперь лишь осколки витрин, усыпанные осколками стекла, и искореженные обломки полок, напоминавшие о былом изобилии, напоминали о той прошлой жизни, которая теперь казалась сном. Его шаги были тихими, почти бесшумными, и лишь легкий скрип его изношенных ботинок нарушал звенящую тишину, наполненную призраками прошлого. Он тщательно осматривал каждый закуток, каждый угол, выискивая хоть что-то съедобное, что уцелело после стольких лет разрухи. Его зрение было острым, слух – чутким, и обоняние улавливало даже самые слабые запахи.
Наконец, у дальней стены, за грудой упавших полок, покрытых толстым слоем пыли и грязью, он наткнулся на старый, проржавевший ящик с консервами. Его глаза вспыхнули, на мгновение в них промелькнула искорка надежды, но тут же угасла, сменяясь настороженностью. Он понимал, что просто так ничего не бывает, особенно в этом мире. Он осторожно подошел к ящику, прислушиваясь, не заметив каких-либо ловушек или признаков присутствия других людей. Он помнил, что многие мародеры любили оставлять такие сюрпризы. Вдруг, он услышал слабый шорох, еле различимый в тишине. Его тело мгновенно напряглось, инстинкты выживания сработали в доли секунды, и он вскинул карабин, наставив его на источник шума, его палец уже лежал на спусковом крючке, готовый выстрелить в любую секунду.
– Кто там? – прорычал он, его голос был хриплым, словно наждачная бумага, каждая буква была пропитана недоверием и угрозой. Его слова были не приглашением к разговору, а прямым предупреждением.
Тишина. Лишь ветер завывал за разбитыми окнами, как будто насмехался над его осторожностью, подхватывая пыль и унося ее прочь. Он прищурился, пытаясь разглядеть что-либо в полумраке, и тут же снова услышал шорох, на этот раз он был ближе, и он определил, что звук шел из-за полуразрушенной колонны, чья тень простиралась на полу, подобно длинному пальцу, указывая на источник шума.
– Выходи, или я стреляю, – предупредил он снова, его голос был твердым и угрожающим, рука крепко сжимала приклад оружия, готовая к любому повороту событий. Он не шутил, он был готов убить, если потребуется, чтобы защитить себя и свою добычу. Он выжил слишком долго, чтобы давать кому-либо второй шанс.
Из-за колонны медленно, словно испуганное животное, показалась женская фигура. Она была хрупкой, казалась такой уязвимой, и ее глаза, цвета ясного, летнего неба, казались невозможным явлением в этом мрачном, грязном и жестоком мире, как будто они были осколком чего-то чистого и светлого, попавшего сюда по ошибке. На ее лице виднелись следы усталости, бессонных ночей, но в ее глазах был какой-то внутренний свет, непоколебимая вера, которая не могла погасить ни один мрак, ни одна боль. Она была одета в старые, залатанные обноски, явно найденные на свалке, но все же в ее движениях была какая-то нежность, грация, которой, казалось, не было места в этом мире, где все было грубым, жестоким и беспощадным. Она выглядела так, словно была не из этого места, не из этого времени.
