Говорят, утопающий хватается за соломинку. Или за камень.
Хорошо, что Миша не слышал ее странных просьб…
Вода вокруг камня все так же струилась – быстро и равнодушно, качались прибрежные камыши. И из этих камышей, из-за угрюмой каменной спины показалась вдруг серая уточка.
Привычным взглядом орнитолога Аня сразу определила, что утка именно серая, не обычная кряква, и встрепенулась, несмотря на все свое расстройство. До сих пор на этой реке им не встречались серые утки. Интересно, почему она одна – утята успели вырасти? Аня, не переставая грести, с любопытством проследила взглядом за уткой, наискосок и вперед… «Ой, Миша! Мишенька, смотри!» Там, впереди, на вершине отлогого берега, чуть в стороне от воды – прямо в закатное небо вздымал золотые могучие руки сосняк.
И серая уточка свернула к нему – в единственный узкий, почти незаметный проход среди камышей и осоки.
…Они сидели у негромко потрескивавшего костра, под навесом мохнатых лап огромной сосны, прижавшись плечом к плечу, смотрели сквозь пламя на поблескивавшую под берегом реку и все не могли до конца поверить своей удаче.
В соседних соснах монотонно и упорно пищали птенцы ушастой совы. Где-то в подлеске сонно вскрикнул дрозд-рябинник – должно быть, увидел во сне ястреба. Ветер с тихим шорохом колыхал сосновые ветви, и луна плыла между игл ленивой серебряной рыбой, едва пошевеливая плавниками. Что-то плеснуло в реке – может быть, щука, или какой-то зверь переплывал на тот берег. А больше звуков не было – даже привычного зудения комаров.
Странно, ведь по карте где-то совсем рядом должна была быть деревня. И еще одна – на том берегу. А впрочем, эти карты уже столько раз наврали.
Что-то вдруг забарабанило по костровому тенту, прямо над головами Ани и Миши. Неужели дождь при ясном небе? Но тут же с сосны раздалось глухое «У!» – и они невольно прыснули, разом догадавшись. «Сова – сволочь, – негромко сказал Миша в темноту. – Кто теперь тент отмывать будет?» Но в голосе его не было раздражения. Эта стоянка, так неожиданно найденная в самый последний момент, была, пожалуй, даже слишком идеальной, чтобы в нее поверить. Им не пришлось даже искать дрова – как будто нарочно к их приходу прямо рядом с тем местом, где они собрались развести костер, упала сухая, до звона выбеленная солнцем сосна подходящего размера: не слишком толстая, но и не тонкая, так что, поработав пилой с полчаса, Аня и Миша запаслись дровами дня на два вперед. Сейчас эти дрова потрескивали и шипели в костре, почти без дыма – они оказались еще и очень смолистыми. А впереди путешественников ждал отдых в палатке, в уютном спальнике, на золотом хвойном ковре…
Так должно же тут быть хоть что-то неидеальное – например, неаккуратная сова? Иначе стоянка, пожалуй, и вовсе рассеется поутру, как волшебный сон! Тихо, тихо было вокруг, только кто-то незримый, будто ночной туман над пойменным лугом, вышел неслышно из темноты, присел у огня, всматривался в них лунными глазами и молчал.
…Аня проснулась внезапно, будто кто-то ее подтолкнул. Там, за палаткой, все так же кричали совята – значит, утро было еще далеко. И что-то еще, какой-то голос на краю слуха, странный, стонущий, зовущий… Со всем своим опытом орнитолога Аня никак не могла понять, что это такое. А потом вдруг вспомнила – гагара! Точно так же кричала гагара на Ладоге! Но откуда она здесь? В этих местах, в средней полосе, гагары не водятся.
