Песни служителей Адхартаха: призыв - страница 2



Вчерашним утром с разницей в пару часов к командору прискакали два гонца. Первый привез в цитадель послание от бенедиктинцев аббатства Мон-Сен-Мишель, второй – конюх Рене из родного замка, учивший в детстве тамплиера держаться верхом. Старый слуга почтительно поклонился, передал кусок пергамента от сестры Амори и дрожащим голосом сообщил, что благородный граф де ла Рош отдал богу душу, а молодая госпожа Агнесса молит о помощи. Затем верный слуга в порыве чувств схватил руку молодого господина и жарко поцеловал, уже не тая слез.

Страшная новость так сдавила грудную клетку тамплиера, что он едва смог вдохнуть воздух. Ему стало физически больно, когда он осознал, что их вражда с отцом закончилась, и все его обиды показались пустыми и надуманными в тот миг.

“Я больше никогда не увижу его. Ни сурового взгляда, ни постоянного укора. Почему же мне тогда так плохо?” – огорченно подумал он.

Он принялся озираться, как слепец, не понимая, как ему поступить дальше. Вдруг чьи-то всхлипывания вернули его в действительность.

– Ну-ну, будет. Поешь и отдохни. Завтра на рассвете я найду тебя и передам ответ сестре, – пробормотал рыцарь при виде плачущего от горя конюха и неуклюже похлопал его по плечу.

Командор отвернулся, незаметно смахивая слезу, и кивком подозвал слугу, чтобы поручить тому заботу об обоих гонцах. Сам же решил заняться неотложными обязанностями, намеренно отложив до вечера чтение писем, чтобы немного прийти в себя.

Сразу после вечерни братья ордена принялись разбредаться из храма, но Амори задержался и направился через величественный зал к небольшой двери уединенной молельни. В отгороженной от остальных помещений храма небольшой комнате хранились частицы мощей святых Бернарда и Бенедикта, и в это время суток сюда никто не заглядывал. Статуи святых, тускло освещаемые факелами и чадящими свечами, охраняли собственные останки в золотых раках и подозрительно наблюдали со своих пьедесталов за входящим молодым командором.

Амори огляделся и прислушался. Эхо шагов братьев-рыцарей постепенно угасло. Ничто не нарушало умиротворения в храме, лишь раскидистые ветви старого дуба, посаженного более ста лет назад в день закладки первого камня цитадели, раскачиваясь на ветру, скрежетали и шелестели листвой, напоминая о существовании мира за мозаичными окнами.

Наконец, решившись, рыцарь перекрестился перед распятием, подвинул ближе пару свечей и уселся на скамью у стены. Он повертел в руках оба послания, колеблясь, с какого из них начать. Вероятно, решив, что долг превыше семьи, он оторвал сургучную печать с оттиском девиза ордена Бенедиктинцев: “Oraetlabora”, нетерпеливо сдернул тонкую веревку, обмотанную вокруг послания, и начал читать.

PAX

Миртебе, благородныйКомандорБратьеввоХристе, защитниковверы, рыцарейорденахрама.

Неустанномолимсяотвоемздоровье, граф,…”

Амори вздрогнул при напоминании о своем новом титуле после смерти отца.

“…также, какиопроцветанииорденавашего, надеждыхристианскогомира. Вблагодарностьзазаслугиваши, помилосердствуй, примивдарбочонокмедувесеннегоисвечейвосковыхполпуда.

Простизастольскромноеподношение, но, несмотрянавсестараниямонастырскихмонахов, медомГосподьнаснеблагословляет. Братьяшепчутся, чтоделововсеневхолоднойвеснегодасего, авпроклятии, нависшимнадстенаминашейобителииближайшихземель…”

Амори нахмурился, ведь к “ближайшим землям” относился их родовой замок, и продолжил.