– Я новый директор. Меня вчера прислали. Приехал ознакомиться с ситуацией, – поспешил заверить Литвиненко невидимого агрессора.
Давление стволов на затылочную часть немного ослабло, и директор поторопился задать свой вопрос:
– А вы кто?
– Не важно, – стволы прижались к затылку с удвоенной силой, – зачем тебе знать? На кого работаешь?
– Я?!
– Ты.
– Я на администрацию края работаю, она в центре находится.
– Сам знаю, где она находится. С ЦРУ давно твоя дружит?
– С каким ЦРУ?
– С американским.
– Да ни с какими американцами я не имею связей.
– Врешь, – убежденно постановил невидимый собеседник.
Литвиненко в отчаянии покосился на стоящего чуть поодаль Жору:
– Господин Мареску, сделайте что-нибудь!
– Что я могу сделать?! – развел руками тот. – Это Ренат Тумбалиев. Здешний бригадир. Завалить может.
– За что?! – простонал напуганный до смерти Литвиненко.
– Кто его, татарина, знает?! – ответил молдаванин. – Татарина всегда по пьяни в войну плющит. Он разведротой командовал в Афганистане. Четыре ордена имеет и медаль за отвагу.
– Молчи, Жорка, – подал голос Тумбалиев. – Не посмотрю, что ты герой-балтиец. Как же тебя враги попутали?
– Ренатка, не могу сказать, нужно запрос в штаб делать, – хитро отговорился молдаванин.
– Сделаем, – уверил бригадир и приказал: – В кассу идите. Запру вас до утра. Утром в штаб позвоню. При попытке к бегству – расстрел на месте. Поняли?!
– Еще как поняли, – обрадовался Юлий Иванович. – Где у вас касса?
Тумгалиев провел гостей по коридору к кассе и действительно запер их там на амбарный замок.
– Тихо сидите, – уходя, распорядился он.
Едва за бригадиром захлопнулась дверь, Литвиненко шепнул Жоре:
– Надо позвонить в милицию.
– Участковый – зять Ренатки, – сообщил молдаванин. – Он сейчас на просеке в засаде. Натовский конвой ждет.
– Тоже пьяный? – ужаснулся директор.
– Зарплату всем выдали, – резонно напомнил Жора.
– Что же нам делать? – устало опустился на стул Юлий Иванович.
– Ничего. Утром Ренатка нас сам отпустит. Он больше одного дня пить не может. Контузия у него. В Кандагаре под бомбежку попал, – успокоил начальство молдаванин, устраиваясь на продавленном диване. – Мы, господин директор, здесь в полной безопасности.
В углу помещения Юлий Иванович углядел наряженную новогоднюю елку.
– У вас здесь Новый год ведь по графику? – как можно равнодушнее уточнил он у спутника.
– Ага, – подтвердил тот, – без опережения.
– И то хорошо, – успокоился директор, потер ладонью затылок и неожиданно мечтательно улыбнулся. – Я Новый год люблю. Сугробы хрустящие в мальчишеский рост. Бабушка нам с братом сахар с молоком варила. У меня брат-близнец был – Генка. С отцом в экспедиции пропал. Отец на полярной станции метеорологом работал. Эх! Чего мы только с Генкой не творили!
На улице прогремел оружейный выстрел. Потом еще один. Потом сразу четыре подряд.
– Что это?! – вскочил на ноги Литвиненко.
– Девятая рота в прорыв пошла, – зевая, сообщил Жора.
– Какой прорыв?! Что, здесь все с ума посходили, что ли?! – взвизгнул директор.
– В Белоборск со штрафбата присылали. Тема у них такая – по пьяни про войну. Это еще ничего. Вот в Машковой поляне бывшие «зека». Правда страшно. Поэтому Штиль на зарплату перед Машковой поляной посты выставлял.
– Неужели про это в центре не знают? – возвращаясь обратно на свой стул, удивился Юлий Иванович.
– Почему не знают?! Знают, – еще раз зевнул молдаванин. – А что им делать? Дальше нашего леспромхоза не пошлешь. Мы крайние. И при Штиле у нас план был.
