«Я тоже буду скучать, но ведь мы все равно возвратимся» – мысленно позвал Йэстена его собственный дракон.
Юноша чуть улыбнулся и отозвался:
– Да, Скай, конечно. Ты прав, я не о том думаю сейчас.
Йэстен отложил уже приготовленные для пакования в дорожную сумку вещи, выглянул в окно. Скай расположился под яблоней и смотрел в небо. Там, в ясной лазури, мелькал золотой лепесток – Саира летала высоко-высоко, но драконы, понял Йэстен, разговаривали. Наверняка Саира поучает перед дальней дорогой юного собрата, и точно так же чуть позже будет наставлять в сотый раз его самого Силас.
Еще раз взглянув на вещи и мысленно наспех перебрав в голове, что еще надо бы собрать с собой, Йэстен махнул рукой и вышел из дому – ему еще нужно успеть повидать приятелей, пройтись по городу, распить кувшин светлого сидра… во-первых, он обещал зайти перед отправкой, а во-вторых, ему очень уж хотелось сейчас поговорить с кем-то, кто так же бесшабашно и легко грезит о путешествиях и подвигах. В конце концов, рассказать о той грозе! Столько наводил туману и обещал, что расскажет после – что же, время пришло.
Лето обнимало мир – ливнями, теплым ветром, ароматом цветов, в ветер вплетенным, грозами и солнцем, и радугами, что рождало их соединение. Прекрасное время. Йэстен любил лето больше всего, и часто любил пошутить, что и лето любит его – дарит такую красоту на каждый новый оборот собственного колеса жизни. Он родился летом и считал свои годы с той самой луны, когда грозы наиболее изобильны и буйны в небесах – и в шутке оттого была свою доля правды, пожалуй.
Йэстен сидел с товарищами на камне-волнорезе, и, казалось, наблюдал за чайками и стеклянно-зеленой волной с пенным кружевом по краю, что размеренно накатывала на берег – и отступала.
Рамон, сын плотника, самый бойкий из приятелей, передал друзьям кувшин, не скрывая улыбки от уха до уха. В кувшине, что Рамон самолично добыл в лучшей лавке города, плескал грушевый сидр, крепкий и в каждом глотке взрывающийся сотнями шипучих пузырьков.
С такого питья поневоле загорится неудержимым весельем в глазах шальная искра – но, казалось, на Йэстена вовсе не сидр подействовал – а в который раз уже пережитое совсем недавно приключение.
– Понимаете, я – я! – поймал грозу! – взмахнув рукой с кувшином так, что питье плеснуло на песок, откуда его немедленно слизнула прибойная пена, воскликнул он. – Пусть говорят, что это невозможно, но поймал же!
– Рассказывай, не тяни, – фыркнул третий паренек, Нере. – Как так вышло?
– Вышло, – мечтательно протянул Йэстен. – Да, вышло…
…Учитель долго не дозволял молодому всаднику летать в одиночку далеко – до тринадцатого лета точно, а после уже – стал так нагружать уроками, что сильно много и не полетаешь в дальние дали. Впрочем, в воздухе со Скаем они проводили много времени – часть уроков относилась к полетам, и вот уж против них ни сам Йэстен, ни Скай ничего не имели.
Но то ли дело – учение, а просто прогулка ради удовольствия же совсем иное!
Взмыть в небо, оставить далеко позади Эклис с его садами, древними оливами на подступах к городу, потерять из виду стены и поместья близ города, и лететь, лететь – над горами к югу, над серебряными стежками рек и бархатными покрывалами лугов, леса, полей! Как выдохся – приземлиться, напиться вволю из ручья, отдышаться – и обратно. Никакой цели, только чистая радость движения. Как танец ради танца. Как песня – просто ради песни, как это умеют пастухи в горах, растягивая один-единственный звук на разные лады, так, что все равно выходит – песня.
