Песня Свон - страница 26
Роланд подошел к шкафу и открыл его, чтобы посмотреть, уместятся ли там его вещи. Внутри были дешевые крашеные стенки, на перекладине несколько проволочных вешалок. Вдруг с задней стенки шкафа вспорхнуло что-то маленькое и желтое, похожее на осенний лист. Роланд инстинктивно бросился к нему и поймал. Потом прошел к свету и осторожно раскрыл ладонь.
В ладони была хрупкая желтая бабочка с крылышками, усеянными зелеными и золотыми пятнышками. Глаза у нее были как темно-зеленые булавочные головки, крошечные сверкающие изумрудики. Бабочка трепетала, слабая и оглушенная.
Сколько же ты пробыла здесь, изумился Роланд. Ответа не было. Наверное, попала сюда в чьем-нибудь автомобиле или на одежде. Он поднес руку ближе к свету и несколько секунд глядел в крошечные глазки существа.
А потом раздавил бабочку в руке, ощутив, как ее тельце хрустнуло у него под пальцами. «Готова!» – подумал он. Даже более чем готова. Не затем я тащился сюда аж из Флагстафа, подумал он, чтобы жить в одной комнате с этим сраным желтым клопом!
Он выбросил искалеченные остатки в корзинку, потом вытер испачканную желтой искрящейся пыльцой ладонь о ткань защитного цвета и вернулся в «гостиную». Шорр пожелал им спокойной ночи. Только что подъехали двое с багажом и компьютером Роланда.
– Встреча назначена на восемь ноль ноль, ребята, – сказал Шорр. – Там увидимся.
– Великолепно, – возбужденно сказал Фил.
– Великолепно, – в голосе Элис прозвучал сарказм.
Сержант Шорр, улыбаясь, покинул номер 16. Но, как только он сел в электромобиль, улыбка исчезла, и рот сержанта превратился в угрюмую, суровую полоску. Он развернул электромобиль, заспешил обратно туда, где на полу лежал щебень, и велел бригаде уборщиков поживее замазывать трещины, и пусть пошевеливаются, пока весь этот чертов сектор не завалило.
Часть вторая
Огненные копья
Глава 6
Киноман
– Он все еще там, да? – шепотом спросила чернокожая женщина с ярко-рыжими волосами, и мальчик-латиноамериканец за кондитерским прилавком утвердительно кивнул.
– Слышишь? – спросил мальчик, которого звали Эмилиано Санчес, и его черные глаза широко раскрылись.
Из-за выгоревшей красной портьеры, закрывавшей вход в зал кинотеатра «Эмпайр стейт» на Сорок второй улице, послышался смех. Такой звук мог издать только человек с рассеченным горлом. Звук становился все громче и громче, и Эмилиано закрыл уши руками; этот смех напоминал ему свисток локомотива и детский визг одновременно, и на несколько секунд мальчик вернулся в прошлое. Когда ему было восемь лет (он жил тогда в Мехико), он видел, как его младшего брата смял и раздавил товарный поезд.
Сесиль уставилась на него. Чем громче становился смех, тем явственнее она слышала в нем девичий вскрик; ей чудилось, что ей снова четырнадцать и она опять лежит на операционном столе после аборта. Через мгновение видение пропало, а смех стал слабеть.
– Господи Иисусе! – только и смогла шепотом выдавить Сесиль. – Что этот подонок курит?
– Я слышу это с полуночи, – сообщил ей Эмилиано. Его смена начиналась в двенадцать и заканчивалась в восемь. – Ничего похожего я в жизни не слышал.
– Он там один?
– Ага. Кто заходил, тоже долго не могли выдержать. Ты бы видела их лица, когда они выходили отсюда! Мурашки по телу!
– Вот чертовщина! – сказала Сесиль. Она продавала билеты и сидела в будке снаружи. – Я бы и двух минут не смогла смотреть такое кино, всех этих покойников и прочее! Боже, я продала билет этому парню уже на третий сеанс подряд!