Она просто не могла.
И не только потому, что наступила середина ее Лиренфаста – время, когда девушка должна справиться со всем, что ей выпадет, без помощи собственной магии, – но и потому, что она не могла снова рисковать, причиняя боль невинным. Потребовались годы практики, чтобы голос Ларкиры вышел за рамки простых магических нот, полных печали и боли, перестав приносить разрушения и превратившись в сложные заклинания. Но в подобном возбужденном состоянии Ларкире было крайне трудно контролировать свои способности.
«О потерянные боги, – в отчаянии подумала Ларкира, пробираясь через нижние кварталы и крепко сжимая поврежденную руку. – Если бы я только могла чувствовать все, что хочу!» Смеяться, кричать, визжать и выкрикивать имена, не боясь, что магия сплетется со словами.
Глаза Ларкиры защипало от приближающихся слез. Девушка понимала, скоро у нее не останется сил их сдерживать.
Ей нужно было найти место, где можно побыть одной, вдали от всех.
Поэтому Ларкира оставила позади Полуночный рынок и не останавливалась, пока не оказалась на Хаддл-Роу.
Запах потных тел и мочи, смешанный с ароматом маленьких пылающих костров, ударил Ларкире в нос, когда она пробиралась через шатры, стоящие вместе, словно самодельные детские крепости. Здесь обитали не просто бедняки, а люди, пожелавшие, чтобы их забыли. Они держались тени, как Ларкира цеплялась за свою теперь изуродованную руку.
«Отвернись», – словно бы говорили они.
– Голубка, – прохрипела женщина, похожая на кучу лохмотьев с двумя голубыми глазами. – Ты сочишься, как бочонок с вином в день рождения члена Совета. Иди сюда и позволь мне заняться тобой.
Ларкира покачала головой, готовая идти дальше, но затем женщина добавила:
– Если попадет зараза, ты можешь потерять ее целиком.
Ларкира колебалась.
«Одной, – подумала она. – Мне нужно побыть одной».
– Упадет лишь пара песчинок, как ты уже будешь свободна, – настаивала эта кучка одежды. – А теперь иди сюда. Вот так. Поднеси ее к огню, чтобы я могла посмотреть, из-за чего ты так мучаешься.
«Причина моих страданий не только в руке», – подумала Ларкира, пока женщина осматривала ее палец.
– Несомненно, будет жечь, но надо остановить кровотечение. – Женщина взяла плоский кусок металла из своего маленького костра, а затем прижала его к отрубленному пальцу Ларкиры. Девушка проглотила шипение боли, запах собственной горящей плоти наполнил нос, и волна слабости на мгновение одурманила голову. – Вот так вот. Худшее позади, голубка, и ты перенесла все лучше, чем большинство здешних.
«Потому что я переносила и худшее», – подумала Ларкира, чувствуя, как усталость давит ей на плечи.
Тот день определенно был не самым удачным.
– Надеюсь, оно того стоило, – проворчала женщина, принимаясь за работу. – С моим так и было. – Желтые зубы ухмыльнулись Ларкире, когда женщина показала свой отсутствующий мизинец. Рана была старой. Возможно, такой же древней, как и сама старуха. – Самая большая жемчужина, которую я видела в жизни, – вспоминала женщина. – Это ведь и мой камень рождения. – Она протянула руку, как будто все еще могла видеть тот самый драгоценный камень на своем пальце.
Ларкира слабо улыбнулась.
– Кольцо было и правда красивым, – продолжала женщина. – Полагаю, такими же были и мои руки. Красивые вещи не долговечны. Тебе лучше помнить об этом, голубка.
Ларкира кивнула, чувствуя, как спокойствие окутывает ее напряженные мышцы, пока слушала собеседницу, когда та вытирала и перевязывала руку. Вернее, сделала все, что могла, собрав дождевую воду и лоскуты, вырезанные из ее собственной поношенной одежды.
