После кафе он на такси доехал до своего дома, но выйдя из такси не пошёл сразу домой. По пути он зашёл ещё в круглосуточную рюмочную, что находилась за углом в доме напротив. Там он опрокинул ещё грамм сто, долго вертел в руках телефон, желая позвонить бывшей жене, но так и не решился набрать её номер и побрёл домой. Там же в рюмочной он захватил ещё и бутылочку пива с собой, которую распил по пути домой. Видимо, эта бутылка пива и стала той самой последней недостающей каплей, что отключает мозг и переводит тело в режим автоматического пилотирования, так как после этого Корней ничего толком не мог вспомнить. Не мог припомнить как входил в подъезд, как поднялся на свой этаж и как попал в квартиру. От этого ночные визитёры всё больше становились похожими на кошмарный сон.
– Или до белки допился, – вслух подытожил Корней, вспомнив как отец страдал от приступов белой горячки. От этого его даже передёрнуло, так как воспоминания о том, как взрослый мужчина орал, пуская слюни, и нёс всякую чушь с выпученными глазами, до смерти пугая своих детей своим неадекватным поведением было вовсе не из приятных и даже отталкивающих.
Сильная жажда и отвратительный привкус во рту мешали думать нормально, поэтому профессор поскорее направился к заветному источнику воды. А вот на кухне, в отличии от всей квартиры в целом, бардак царил совсем не лёгкий. На грязной плите стояла сковорода с пригоревшей и уже засохшей жаренной картошкой, раковина была полна горой немытой посуды, на полу стояло переполненное мусором ведро, часть которого даже вывалилось на пол. Но вот холодильник оказался пуст. Лишь в морозильнике одиноко лежала пачка пельменей, неизвестно когда купленных. На обеденном столике лежала открытая бело-синяя пачка сигарет “Parliament”, графин с водой и стакан. Тот самый стакан в котором ему приносили воду этой ночью! Корней Иванович не мог не узнать свой старый гранённый советский стакан, тем более что такой в его доме был в единственном экземпляре. Снова сомнения закрались в душу профессора, но с похмелья трудно думать о чём-либо кроме своего состояния, которое по мнению всех алкоголиков близко к предсмертному. Корней налил себе воды из графина в тот самый стакан, залпом жадно осушил его и ещё налил. Он вспомнил, что ночью ему не позволили напиться вдоволь и сейчас со злорадной ухмылкой не спеша с наслаждением выпил второй стакан.
– Если ты не болел с похмелья, ты не можешь знать насколько вкусной может быть вода… – протянул он с тоской в голосе.
Так говорил его отец, когда сын утром приносил к его кровати полный ковш холодной воды. Корней никогда раньше не вспоминал отца, но с тех пор как пристрастился к спиртному, его образ и слова часто непроизвольно возникали в голове. Ухмыльнувшись самому себе, Корней достал из пачки на столе одну сигарету и вышел на балкон. Тут на подоконнике лежали зажигалка и чистая пепельница. Сам Корней относил себя к некурящим, но иногда мог позволить себе выкурить сигарету. Он даже не покупал никогда сигареты, а пачка на столе была оставлена его бывшей супругой. Она заходила на днях, чтобы проведать его и, зная привычки своего пусть и бывшего, но всё же супруга, оставила свою пачку на столе, где она до сих пор пролежала нетронутой. Профессор затянулся пару раз всматриваясь вдаль и почувствовал лёгкое опьянение. Ещё пару затяжек и он уже пошатнулся. Выкурив чуть больше половины сигареты, он почувствовал приступ тошноты и, выбросив непотухшую сигарету в окно, снова прошёл на кухню и налил себе ещё воды. Он стал мелкими глотками попивать воду из своего стакана, думая, что неплохо было бы если бы в нём была не вода, а холодное пиво. Корней уверенно поставил стакан на стол, твёрдо решив сходить до рюмочной за пивом или даже выпить там грамм 150-200 водки.
