Открывается занавес. Я в комнате. Нарисовано окно. У окна стол, рядом висит зеркало. Я смотрю в окно и говорю: «Как скучно, просто смерть!». Пою: «Матушка, голубушка, солнышко моё! Пожалей, родимая, дитятко твоё». Смеюсь, потом задумываюсь. Жалею, что и поговорить не с кем (это всё идёт монолог). Достаю карты, гадаю, будет ли у меня новая шляпка. «Будет, будет, будет!», радостно хлопаю в ладоши, и тут входит Верка – Юлинька.
Начинается наш диалог. Я жалуюсь на скуку, завидую её красивой жизни, богатым нарядам. Юлинька учит меня, как надо из мужа тянуть деньги на наряды и подарки, хвалится, что в хозяйстве ничем не занимается. И тут Вера пропускает несколько реплик и о, ужас, говорит мои слова!
Что остаётся делать мне? Я говорю её реплику, и разговор продолжается! Краем глаза вижу удивлённое лицо Ирины Михайловны за кулисой. Глаза мои наполняются слезами. Теперь по нашему разговору получается, что это не я, а она несчастная и переедет от мужа к маменьке. А когда я осознаю, что мне сейчас нужно сказать её фразу: «А я тебе шляпку привезла!», я подбираю подол своего пятиметрового платья (хорошо ещё, что ничего не размоталось) и с размазанными по щекам слезами убегаю со сцены. Раздаются аплодисменты. Занавес закрывается.
– Какая же ты актриса! – обступают меня одноклассники.
– Даже слёзы настоящие! – восхищаются.
А слёзы у меня действительно настоящие. Ручьём!
Как оказалось потом, в зале никто даже не понял, что произошло. Все думали, что так и надо по пьесе. Простите нас, дорогой Александр Николаевич! Запороли мы Вашу пьесу!
Ирина Михайловна обняла нас с Верой за плечи и тихонечко так сказала:
– Между нами, девочками, пусть это будет наша маленькая тайна!
Теперь, когда я слышу, как актёры рассказывают о разных курьёзных случаях во время спектаклей, я вспоминаю наше выступление. А Ирина Михайловна – молодец, правда?
Каждое лето мама уезжала со студентами на практику, а папа – в экспедицию. Нас с братом отправляли к бабушке. Перед отъездом папа подводил меня к окну и, показывая на крышу соседнего дома, говорил: «Как только на крыше появится снег, я приеду». И я ждала снега, хотя впереди были всё лето и осень.
Бабушка любила раскладывать пасьянсы. Как только у неё появлялась свободная минутка, она садилась за стол, и увлекательная игра начиналась. Я брала книгу и усаживалась рядом, одним глазом глядя в книгу, другим следя за ходами в пасьянсах. Потом бабушка раскидывала карты – узнать, как там мама и папа поживают. Иногда, глядя на карты, раскинутые для папы, бабушка вполголоса говорила: «Опять дамы рядом крутятся. Чернявая всё время под боком», хмурилась она и собирала карты. Я, вглядываясь в чернявую даму, уже стала бояться её, особенно если она появлялась рядом с папой-королём.
Вот начался новый учебный год. По рисованию нам дали тему «Летние каникулы», и я, собираясь нарисовать лес и речку, взяла папины альбомы по рисованию. Папа очень хорошо рисовал, как настоящий художник. У него были обучающие папки с рисунками. Отдельная папка с видами деревьев, с разными цветами. Была папка с фигурами людей. В папке много портретов солдат и офицеров. Папа рисовал их на фронте. Я любила рассматривать рисунки. И вот я разложила папки на полу и открыла первую папку – с портретами.
На портрете была красивая женщина! «Вот она, чернявая!», обожгла мысль. «Это про неё бабушка говорила: всё время крутится под боком у папы». Женщина была в чёрном, под горло, платье, с шеи её свисала длинная цепочка, а тонкую талию её обхватил широкий пояс. На голове у красавицы была чёрная шляпа с широкими полями и пером. Я смотрела на портрет этой «чернявой» и сравнивала её с мамой. Если бы на портрете была обычная женщина, в обычном платье, я бы не так испугалась, но эта богатая красавица затмила бедную маму. Я дрожащими руками завязала тесёмки папки и быстро убрала их в стол.
