Уснуть нельзя: уснёт — сейчас же будят…
Пишите — отравил. Колхозного верблюда.
Наглеешь, сволочь? Издеваться? Над ЧК?
И — под бока, и под бока.
Признайся, гад! Иначе
Послать тебя туда придётся,
Где девяносто девять плачут,
Один смеётся.
Пришлось признаться — парень в лоск ослаб.
Но, сохраняя мысли остроту,
Дал показание, что прививал он сап
Рогатому скоту.
И сразу — булочку ему и дополнительные щи,
Пятнадцать лет, на Север, десять однодельцу, —
Прошла ежовщина, вдруг кто-то разыщи
Его потерянное дельце.
Что значит — врать по-умному! — и ложь-то,
Она не всякого спасёт.
Додули мудрецы: болеют сапом лошади,
Но не рогатый скот!
…Так вот, с ним в камере сидел один дедусь —
Сермяга, лапотник, ну — Русь,
Суда не дождался, почил он в Бозе.
Чтоб следователь душеньку пустил на покаяние,
Дал показанье дед, что у себя в колхозе
Подготовлял вооружённое восстание.
Что танк имел, одиннадцать гранат
И сколько-то охотничьих двустволок,
Что цель имел — идти на Ленинград,
Насилуя дорогой комсомолок…
Военная Коллегия Верховного Суда
По двести приговоров в день пекла тогда.
Судили так: взведут бегом по лестнице два конвоира:
— Петров? — Петров.
(А то и Петушков, попутают случайно.) —
Стоят, присесть им некогда, торопятся отчаянно.
Морской порядок: свистнут — вира!
Нагрузят десять-двадцать — майна!
…А иногда бывало так:
Прислали из Челябинска несуженных этап.
На север, под Печору.
На двор их выгнали — заслушать приговоры.
Выходит лейтенант в сапожках хромовых,
За ним сержанты с папками — «дела», «дела»!.. —
На Тришкиных, на Мишкиных,
Мандрыкиных и Громовых —
А лютая зима была!
Все топчутся, все ёжатся, вкруг солнца — колесо,
Попробуй пальчиками голыми листочки перебросить! —
Чтобы себя не мучить и людей: «Судило вас ОСО», —
Он объявил, — «по десять всем, а кой-кому по восемь.
Понятно?.. Р-разойдись!..» Па-ашли…
Легли на нары…
Пауза.
Ну, Майков, что молчишь? Развесели.
Тащи сюда гитару.
Майков уходит. Вся поза Нержина — напряжение.
НЕРЖИН
Так значит, правда всё, что говорили
Про истязания, про пытки?..
ВАНИН
— А?
НЕРЖИН
Что били, мучили, что голодом морили,
Что в баню голых по снегу водили,
Что в одиночку впихивали дюжину?..
ВАНИН
Когда…
Когда толкали в камеру пред утром, на заре,
Тех самых, что сидели при царе, —
Настолько необычен был для них событий ход,
Настолько неизмеренным падения несчастье,
Что к новичкам кидались — чей переворот?
Товарищи! Скорее! — Кто у власти?
Входит Майков.
МАЙКОВ
(поёт, перебирая струны)
ГАСНУТ ДАЛЬНЕЙ АЛЬПУХАРЫ
ЗОЛОТИСТЫЕ КРАЯ,
НА ПРИЗЫВНЫЙ ЗВОН ГИТАРЫ
ВЫЙДИ, МИЛАЯ МОЯ!..
ВАНИН
Нет, эта песенка не вдосыть весела.
Есть песни краше…
МАЙКОВ
Какую ж вам?
ВАНИН
Про степь, что за Волгу ушла…
Про степь сыграй нам, Саша.
Садятся у круглого столика, Майков с гитарой. Поют.
ВМЕСТЕ
ДАЛЕКО-ДАЛЕКО СТЕПЬ ЗА ВОЛГУ УШЛА…
В ТОЙ СТЕПИ ШИРОКО БУЙНА ВОЛЯ ЖИЛА…
ЗНАТЬ, В СТАРИННЫЙ ТОТ ВЕК ЖИЗНЬ НЕ В РАДОСТЬ БЫЛА,
КОЛЬ БЕЖАЛ ЧЕЛОВЕК ИЗ РОДНОГО СЕЛА.
ПОКИДАЛ ОТЧИЙ КРОВ, РАССТАВАЛСЯ С ЖЕНОЙ
И ЗА ВОЛГОЙ ИСКАЛ ТОЛЬКО ВОЛИ ОДНОЙ…
Аккомпанемент смолк.
ВАНИН
(повторяет голосом, близким к рыданию.)
Покидал отчий кров, расставался с женой,
И за Волгой искал только воли одной.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Там же. Те же. В тех же положениях. По лестнице спускается Глафира, одетая к ужину.
ГЛАФИРА
Начальник штаба! Капитан!
Комдивом час всего был дан,
Но вот и два прошло с тех пор…
(Заметив Ванина, круто снижает тон.)
Я извиняюсь, тут майор.
Ванин и Нержин по-прежнему сидят неподвижно. Майков, с досадой ударив по струнам, встаёт, мгновение как бы обдумывает, потом трижды хлопает в ладоши.
