МАТЬ. Мне не жалко.
ДОЧЬ. Просят тебя люди, а ты их унижаешь, читаешь нотации. Не можешь просто, по-людски.
Пауза.
Давно уже на пенсии, а все не можешь без своих месткомовских замашек. Все как заголовками разговариваешь. Как банки для варенья надписываешь. А это люди!
Пауза.
МАТЬ. Это ты умеешь – чужого дядю пожалеть или чью-то кошку. Особенно если дядя опившийся, а кошка паршивая, ты это любишь. Ты бы лучше меня пожалела. Я так долго не проживу.
ДОЧЬ. Мам, ну опять ты сейчас про дачу начнешь.
Пауза.
МАТЬ. Ты можешь для меня хоть что-нибудь сделать?
Пауза. Более спокойным тоном.
Я вижу, ты платье марлевое постирала, сушится на балконе. Ты собралась куда-нибудь?
ДОЧЬ. В общем, да.
МАТЬ. Что за привычка появилась, обо всем сообщать в последний момент. Некрасивая привычка.
ДОЧЬ. У нормальных людей она появляется в семнадцать лет.
Пауза. С деланой легкостью.
Да, я завтра собиралась к Быхановым. Леша просил меня с детьми посидеть. Они с Татьяной к родственникам идут обедать, а вечером мы вместе посидим, телевизор посмотрим.
МАТЬ. Опять втроем?
Небольшая пауза.
И зачем тебе туда ходить.
ДОЧЬ. Ну, знаешь ли. (Небольшая пауза.) Мне, кстати, больше некуда.
Пауза.
А на дачу я съезжу, съезжу. В ближайшее время.
Пауза. МАТЬ встает, ставит на плиту чайник, на свободный край стола ставит две чашки, достает из шкафчиков хлеб, вазочку с вареньем.
Странный ты человек, мама.
Пауза.
Вот взгляни, что ты ставишь на стол. Позапрошлогоднее варенье. Его уже есть нельзя, заплесневело!
МАТЬ. Не заплесневело, а засахарилось, это не беда.
ДОЧЬ (оживившись). Ужас! И почему-то мы это должны есть. Я это должна есть. Хотя полна кладовка всех этих банок и баночек. Нет, надо съесть сначала позапрошлогоднее, потом прошлогоднее – к тому времени, когда мы до него дойдем, оно тоже заплесневеет и засахарится, а потом свежее, но оно будет уже позапрошлогодним, а варенье, которое мы сейчас варим, тоже будет ждать своей очереди и гнить…
Пауза. Обе продолжают чистить вишню.
Все это довольно-таки бессмысленно.
Небольшая пауза.
МАТЬ. У нас хороший был сад, это все бабуленька. И сейчас! Сколько уже лет некому этим заниматься, а ягоды все поспевают и поспевают.
Пауза.
Можно послать несколько банок в Норильск, тете Даше.
Пауза.
У них там к этому другое отношение.
ДОЧЬ. На тебе, боже, что нам негоже. (Снова насмешливо.) Самая потеха, когда кто-то заходит. Вчера вот Таня Быханова. Я уж и так и сяк пыталась, и знаки тебе делала, чтобы не срамилась ты, не зазывала чай ее пить.
МАТЬ (упрямо). Варенье хорошее, я его переваривала.
ДОЧЬ (смеется). Я знаю, что Татьяна подумала. Решила небось, что мы жадные, гостям плохое варенье ставим, сами хорошее едим. (Смеется, от смеха еле выговаривает слова.) Никому же не взбредет в голову… никто не поверит… что мы сами эти отбросы едим, когда все знают, что у нас сад и варенья полон шкаф… А мы едим это, давимся… и ты сама давишься…
Теперь МАТЬ чистит вишни очень быстро. Пауза.
МАТЬ. Откуда в тебе столько злости, в кого это.
ДОЧЬ. Раз в жизни Татьяна зашла, и тут ты со своим вареньем.
МАТЬ. Ты зато часто у них бываешь.
ДОЧЬ. Рассказала небось свекрови. Быханова-старшая, с тех пор как самого на папино место взяли, и так от нас нос воротит… Был папа жив, по-другому они себя вели, по-другому…
МАТЬ. Это она от тебя воротит. Люди, знаешь, не такие дураки, от людей не скроешь.
Пауза.
Тайное становится явным! Ты в смешном, в ложном положении.
