ГРИША (радуется). А Борис-то думает – Димитрия!
ВАРЛААМ. Ага!
ГРИША. А где он?
ВАРЛААМ. А вот. Тут-то сказ и начинается. А его – спрятали! Ничего ему не говорят. Он рос. В монастырь отдали.
ГРИША. Ну?
ВАРЛААМ. Имя другое дали. Вот лежит он сейчас где-нибудь… спит… а не знает, что он – царь Димитрий Иоаннович!
ГРИША. Не знает… (Встревожился.) Врешь? А не врешь – так что у тебя лицо так свело? Перестань!
ВАРЛААМ. Спит… И не знает…
ГРИША (вскрикнув). Ай! Ты это нарочно говоришь?!
ВАРЛААМ. Была нужда… Иди сюда! (Усаживает Гришу себе на колени. Говорит ему как ребенку.) А он и не знает. Откуда ему? Ему до поры до времени – никто этого не скажет.
ГРИША. Перестань, Варлаамушка, нарочно ты, что ли?..
ВАРЛААМ. Простой монах, всем кланяется, со всеми прост… А между тем…
ГРИША. Я знаю! Я знаю, зачем ты это говоришь. Да ведь ты злодей! Не можешь же ты так потешаться?! Или ты…
ВАРЛААМ зажимает ему рот рукой. ГРИША отбивается, но ВАРЛААМ затыкает ему рот.
ВАРЛААМ (укачивает). А между тем он – царь. Никто ему об этом не скажет. Сам поймет. Сам догадается…
ГРИША вырывается.
(Крепко держит его. Вторую руку накладывает ему на горло.) …Вот и догадался он! Испугался, конечно. Еще бы не испугаться! Есть с чего. Тут всякий, брат, испугается. Хоть кого возьми. Да делать-то нечего… Царь так царь. Так Бог велел!
Лежит в грязной келье, всем в ноги кланяется, всяк его прогнать может. А на отцовском месте, где ему сидеть, – татарин сидит! Вот поди ж ты!.. Сам ведь, Гриша, говорил, что и волки волков есть стали… Что лисицы черные забегали… А как им не есть! Когда царевич тут. А татарин – там! Да то ли еще будет. Страшные времена, ей-богу, страшные. Ну, он, конечно, испугается сначала. Как не испугаться? А потом… Не сразу… Потихоньку начнет. Сначала – дай, думает, убегу! А потом, думает, соберу полки и поведу их на Москву. Татарина сгонять!..
Вот и нет испуга! Вот и ясно все в голове стало. Сразу видать – царем будет! По всем приметам будет!..
А ты говорил – конец, мол, плох. Не плох! Хороший конец! А ведь как ругался… Руглив ты, Гриша, не по годам руглив… Ну да Бог даст, пройдет… (Отпускает Гришу. Осторожно перекладывает его на постель, рядом, с Федором.)
Пауза.
Федя! Федор! Вставай! К заутрене звали.
ФЕДОР (просыпаясь). Утро? Наконец-то!
ВАРЛААМ. Приходили. К заутрене звали. Нехорошо. Идем.
ФЕДОР (вставая). Буди Гришку.
ВАРЛААМ. Пусть его, мал еще – устал за ночь. Пойдем.
ФЕДОР. Пойдем.
ФЕДОР медлит.
Нет!.. Ты иди, Варлаам, один.
ВАРЛААМ. А ты?
ФЕДОР. А я… Я приду.
ВАРЛААМ. Идти – так вместе…
ФЕДОР. Что ж, пойдем.
Уходят. Тишина.
ГРИША садится на постели.
ГРИША (шепчет). Господи!.. Нет, не так… Не то это… (Встает.) Богородица, матушка!.. Все упование мое на Тебя возлагаю… Матушка Божия! Сохрани Ты меня под покровом Твоим!..
Тихо, стараясь не нашуметь, идет к маленькому оконцу и открывает его настежь.
Серое, нехорошее утро. Высовывает в окно голову и жадно дышит морозным воздухом.
Гулят голуби.
Занавес.
