Дед выглядывает и тут же вытягивается по стойке «смирно». Слышны шаги.
ДЕД: Идёт, суп те в нос, идёт!
Все встают. Неожиданно гаснет свет. Раздаётся какой-то вскрик, визг. Все начинают кричать, выделяется голос деда.
Назад! Все назад! Ложись! То есть, садись! Покусились? Покусились?!! Уведите благодетеля, заслоните! Всех постреляю! Считаю до одного – раз!
Гремят выстрелы, визжат бабы, матерятся мужики. Раздаётся вопль Стёпы.
СТЁПА: Мама-а-а, не отдадим!
Полицейская сирена, шум машины. Тишина.
КАРТИНА 13
Странное пустое пространство – то ли степь, то ли чужая планета – темнота и звёзды. Растерзанная кучка людей – Кузьмич, Соня, Манька, дед и Митька. Дед и Митька Лежат на земле неподвижно, над ними тихо вопит Манька. Кузьмич стоит рядом неподвижно, мрачно смотрит вдаль.
МАНЬКА: Ой, да на кого ж вы меня оставили? Ой, да закопайте меня с ними!
СОНЯ: Марусь, у тебя сын ещё, Стёпка. Кто ж об нём позаботится? Не убивайся!
МАНЬКА: Осиротела… Осиротели мы со Стёпкой… Сынок! Где ты, сынок?
КУЗЬМИЧ: (сам с собой, трагически) Погибли… Ради дела погибли…
ДЕД: (подаёт голос) Кто погиб?
КУЗЬМИЧ: (машинально) Ты, дед, и Митька… Стой! (поворачивается) Ты?! Живой?
ДЕД: (садится) Еле-еле. Лучше б помер!
КУЗЬМИЧ: А Митька?
ДЕД: (гордо) Этот мёртвый! Весь в меня, я в парнях такой же был – шустрый и ненасытный!
МАНЬКА: Дак они ж пьяные, а я попусту тратюсь?! Ну, оживёт, убью!
ДЕД: Хе, хе… Я одной рукой стреляю, а другой – дай, думаю, от процветания немного урву, пока темно! А то, мало ли… И хлобысь, хлобысь!.. (вытаскивает из кармана огурец) Закусон-то какой, рази устоишь!?
КУЗЬМИЧ: Э-эх, нар-род!
Выхватывает у деда огурец, тычет им в рот Митьке.
Нате, жрите! Ещё бы чуть потерпеть… Впервой, что ль? Эх вы, опять не дотянули! Нате! Нате!
МАНЬКА: (наступает на Кузьмича) Чего эт ты огурцом ему в рот суёшь?
СОНЯ: (идёт на неё) А кому совать? Кузьмич что, железный – терпеть?
МАНЬКА: Все терпют! А моему Митьке совать?
Треплют друг друга, молча и угрюмо, почти дерутся.
ДЕД: Зря вы, девки. Нам всю жизню суют… И если б только огурцы!
Женщины расходятся. Кузьмич обхватывает себя руками, опять стоит неподвижно. Поднимается Митька, садится.
МИТЬКА: Мы-ы… где? Уже там? Где?
ДЕД: Не могу сказать при дамах, стыжусь.
Молчат.
СОНЯ: Егор, не молчи, не пугай! Ну, матюкнись, порадуй!
КУЗЬМИЧ: ОН мне руку… правую… «Крепитесь там!» -сказал… И интеллигентно так из машины меня…
МИТЬКА: Я вот думаю, отец… Эт какой лимузин-то был у него? У нас автобус, на Берёзово который, кажись покороче будет.
ДЕД: Дак он же та-акой народ представляет! Чтоб все видели, какие мы!
Вдалеке появляется Стёпа. Он в длинном, со скелета, плаще, с посохом, как странник, и с авоськой в руке. Подходит.
СТЁПА: (грустно, потерянно) Он меня за Берёзово пропёр… Потом за Малое Перекопное… Как пропуск через… через население. Люди-то вокруг несознательные, нервничают… А ты, говорит, хоть и тоже реформатор, но свой для своих. А Нюрку… А Нюрку совсем… с собой увёз.
КУЗЬМИЧ: И-и? Никаких поручений, напутствий, как… дальше развивать, приумножать… достигнутое? (на авоську) Эт не от него… чего-нибудь?
СТЁПА: Кости.
ВСЕ: Как? Какие кости? Чьи?
СТЁПА: Наши.
ВСЕ: Как наши? Как же? А мы… кто?
СТЁПА: Скелета нашего. Зачем, говорит, это фуфло? И палкой… битой по позвонкам… Вы сами, говорит, целый музей… Под открытым небом.
Все смотрят вверх на небо, на звёзды.
ДЕД: Я думаю, ребята… Думаю, я уже не дотяну… до чего-то там… такого… Если что, берите мой скелет, завещаю. Митьк, распорядись, как сын. Вот уж из пособиев пособие! Изучайте, детишки!
