– Вот что, – задумчиво нахмурил брови я, – как, говоришь, тебя зовут?
– Сапах.
– Вот что, Сапах, утри-ка ты слёзы, – не к лицу мужику реветь, – и пойдём-ка со мной. Присядем в какой-нибудь кафешке и подумаем, как решить твою проблему.
Парень послушно вытер глаза, поднялся и направился вслед за мной. Гальванизированный чувством обречённости, обуреваемый невесёлыми мыслями о горестной судьбе своей семьи, он готов был ухватиться за любую, даже самую призрачную, спасительную соломинку.
Остальные торговцы мини-рынка недоумённо смотрели нам вслед и, кивая на меня, о чём-то перешёптывались.
Ближайшее кафе располагалось недалеко, в соседнем квартале.
Ну, кафе – это по местным меркам. Как по мне, так это был самый настоящий сарай. Обшарпанное, облупленное помещение, кругом грязь. Таких, с позволения сказать, «кафе» не было даже в наших негритянских кварталах.
Мы уселись за свободный столик, подошёл официант, я сделал заказ: буха (тунисская водка) и лёгкая закуска, – после чего принялся расспрашивать своего нового знакомого о житье-бытье.
Юноша поначалу говорил неохотно, но затем, выпив бухи, всё же развязал свой язык. История его оказалась грустной. Кормилец семьи, отец, умер два года назад. Семья после этого осталась практически без средств к существованию. Первое время они ещё как-то держались, ибо было, что продать. Но когда продавать стало нечего, начался голод. Того, что он зарабатывал посредством уличной торговли, едва хватало на хлеб.
– Я не знаю, что делать! – горько восклицал Сапах. – Товар-то не мой. Мне дали его на реализацию. Хозяин непременно потребует возмещения. А что я могу ему возместить? У меня ничего нет. Вот приду я сегодня домой – там больная мать, маленький брат, маленькие сёстры. Что я им скажу? Что мы обречены на голодную смерть? – из его глаз снова потекли слёзы. – Хоть в петлю полезай! Я не хочу больше жить! Вы понимаете? Не хочу!
И тут у меня сверкнула мысль: «Та-а-ак!»
Это «Та-а-ак!» прозвучало как «Эврика!» Архимеда в момент открытия им первого закона гидростатики.
Яркая, как солнечный луч, эта мысль буквально пронзила моё сознание.
Да ведь этого бедолагу можно использовать! Если его хорошо обработать, он такое сможет учинить!
У меня зародился план дерзкой оперативной комбинации.
Я изучающе посмотрел на Сапаха. Крепостью духа он явно не блистал. Постоянная нужда, унижения, голод сделали своё дело – его нервишки были донельзя растрёпаны. А разрушенная психика, как известно, хорошо поддаётся внушению. Если его обработать Н-5[8], он превратится в податливый пластилин, из которого можно лепить всё, что угодно.
Эх, знал бы я, что мне предстоит такая встреча, то взял бы этот Н-5 с собой!
Делать нечего, придётся за ним съездить – препарат находился у меня дома (я жил на съёмной квартире). Вот только бы этот малец никуда не убежал.
– Вот что, Сапах, – заботливо проговорил я, выразительно поглядывая на часы, – мне тут нужно отлучиться по одному делу. Я, собственно, на него и шёл. Но ты никуда не уходи. Будь здесь. Я скоро вернусь. А чтобы тебе не было скучно, давай я организую тебе обед. Надеюсь, ты не против пообедать?
Я подошёл к официанту, дополнил заказ несколькими блюдами, сразу расплатился, добавив к сумме счёта ещё десять динаров, чтобы официант присмотрел за моим подопечным и, в случае чего, не дал бы ему уйти, и «смотался» домой.
Когда я вернулся обратно, Сапах продолжал сидеть на прежнем месте. Его порядком развезло. Он откровенно осоловел.
