Петля Сергея Нестерова - страница 12

– Так в чем дело? Встречайся, кто тебе мешает, это же наша работа! Хотя предложение, по-моему, неожиданное.

– Ты что, дорогой? Чтобы сотрудник САВАКа инициативно выходил на контакт с офицером КГБ да еще на чужой территории?! Такого во сне не приснится. Он явно хочет что-то получить от встречи. Мне нужно нормальное место, где можно спокойно пообщаться. Лучше всего это сделать, по-моему, в нашем номере, только, конечно, без участия третьих лиц. Можешь моих начальников загрузить часа на два-три?

– Назир, зачем усложнять? Есть резервный номер, оборудованный техникой, вот там и проведешь встречу!

– Можно, конечно. Только опытный человек сразу поймет, что номер нежилой. А это уже грубовато. Я думаю, он прекрасно понимает, с кем имеет дело, но палку перегибать не нужно. А у себя в комнате – шмотки, фотки – все под рукой! Антураж тоже важен…

– Уговорил. Друзей твоих загрузим, технику дадим и условья создадим… О, стих попер! Хороший знак! Назир, давай, шуруй и в ус не дуй!

– Слушай, какой шуруй, по-русски можешь говорить?

– Не обращай внимания, дорогой! Поговорка такая! Давай, ты – к себе, а я – в штаб, технику для тебя надо получить…

Поздняков явился только в десятом часу. Нижняя челюсть вперед, как у бульдожки, злой, хмурый, водкой несет за километр – подарок еще тот! Сразу стал указания давать: что делать, чего не делать. Потом потребовал отчет за прошедший день. Когда Нестеров рассказал про Назира, Михалыч завелся:

– Ты кто такой, Нестеров? Начальником себя почувствовал? Почему меня в известность не поставил?

– Юрий Михайлович, о чем, собственно, говорить-то? Там еще нет ничего! И где мне вас искать прикажете? – Сергей, прочувствовав ситуацию, перешел на вы.

– Телефон забыл? Сам не можешь найти – дежурному позвони. Говоришь, нет ничего? А что ж ты тогда бакинских оперов из игры вывел, технику дал? Значит, есть что-то! Ты хоть понимаешь, боец, что дал санкцию на проведение оперативного мероприятия с использованием технических средств? А кто у нас, позвольте спросить, по должности товарищ Нестеров? Начальник отделения, отдела, управления? Нет? Он – младший оперуполномоченный! Зато теперь у твоего Назира, если что случится, есть железная отговорка: «Мои действия санкционированы центральным аппаратом!»

Озвученные Поздняковым обвинения и претензии, конечно, были несправедливы, но Сергей знал: когда Михалыч на взводе, поддатый и в расстроенных чувствах, возражать бесполезно. Надо молчать «в тряпочку», глядишь, сам отойдет.

– А если иранец нашего завербует, а тот это скроет? – продолжил Поздняков.

Тут уж Нестеров не мог сдержаться:

– Под техникой?

– Какой техникой? – поперхнулся Поздняков.

– Встреча же пишется!

На этом самом интересном месте диалога и застал их серьезный, сосредоточенный Назир.

– Здравствуйте, Юрий Михайлович!

– Здорово, боец незримого фронта! Что скажешь? – недовольно и агрессивно встретил его Поздняков.

– Сказать есть что. Я и представить не мог, что все может так развернуться… – взволнованно начал Назир. – Мы встретились…

– Ты что-то очень напряженный, боец. – Поздняков моментально сориентировался. – Для начала успокойся. Сядь, приведи кудрявые мысли в порядок, расслабься. Выпить хочешь? Сережа, плесни ему грамм пятьдесят… Замечательно! А теперь рассказывай по порядку.

– Встретились в холле на нашем этаже, зайти к нам в номер он согласился, правда, спросил, один ли я. У меня стол накрыт, так что начали с угощения. Он попросил звать его «Пехлеван». С фарси «богатырь» значит… А в нем, мужики, действительно, что-то такое есть. Росточком, правда, не задался, где-то под метр семьдесят, зато остальное будь здоров. Крепкий, мускулистый. Борьбой занимается, причем, как я понял, на хорошем уровне; на соревнованиях, правда, по возрасту не выступает, но тренируется регулярно… – Первое волнение прошло, и речь Назира стала более спокойной. – Разговор поначалу шел про всякую всячину. Я рассказывал про Баку, как народ у нас живет, про родителей. Он мне – про детей своих, родственников. Беседовали таким манером с полчаса, коньячок пили, фруктиками, шоколадками баловались. Потом, практически без перехода, он говорит: