Петр III. Загадка смерти - страница 92

Любопытно, что Екатерина II нигде и никого не обвиняет в смерти Петра Федоровича. Она, кажется, только намекает на искажение ее планов. Так, в письме к Е.Р. Дашковой от 28 апреля 1774 года императрица замечает: «…Сколько ни святы намерения наши в своем начале, но, проходя для исполнения через руки многих, заимствуют от несовершенства, роду человеческому свойственного»^>301. А в записке под заголовком «Анекдоты» Екатерина II с печалью вынуждена была констатировать: «Так-то нередко не достаточно быть просвещенным, иметь наилучшие намерения и власть для исполнения их; тем не менее, часто разумное поведение подвергается безрассудным толкам»^>302.

Возможно, Екатерина II и тогда и после руководствовалась максимой, высказанной ею по поводу смерти первой жены Павла Петровича: «Мертвых не воскресишь, надо думать о живых»^>303. Вместе с тем она с первых же шагов в качестве самодержавной императрицы подчеркивает роль тайны – личной и государственной. Так, в письме к Ст.-А. Понятовскому от 9 августа 1762 года Екатерина II пишет: «Рассказывать все внутренние тайны[78] – было бы нескромностью; наконец я не могу». И далее в другом письме: «Я не могу и не хочу объясняться по поводу многих вещей»^>304. В связи с этим возникает вопрос о том, знала ли она, что произошло в Ропше? Нужно было ей это? Коль скоро смерть Петра Федоровича не входила в ее планы, то – обязательно! Тем более что, как мы полагаем, это убийство было направлено против нее и ее ближайших сподвижников. Поэтому можно почти наверняка утверждать, что Екатерина II знала обо всем случившемся в Ропше в деталях. Прусский посланник Гольц, сообщая Фридриху II о необыкновенной работоспособности русской императрицы, замечал: «Нет ни одного распоряжения, которое не сделалось бы ей известно…»^>305 С другой стороны, Екатерина II, по ее собственным словам, очень не любила, чтобы ее обманывали: «Самым унизительным положением мне всегда казалось – быть обманутым; будучи еще ребенком, я горько плакала, когда меня обманывали, но зато я делала все то, что от меня хотели, и даже неприятные мне вещи с усердием, когда мне представляли действительные доводы»^>306. Вряд ли у убийц Петра Федоровича могли быть разумные аргументы.

Сохранились высказывания Екатерины II, в которых она винит во всем – перевороте и смерти – самого бывшего государя. Так, в письме к Гримму она замечает: «Все дело заключалось в том, чтобы или погибнуть вместе с сумасшедшим, или спастись вместе с народом, который хотел избавиться от него[79]. Если бы он вел себя благоразумнее, с ним бы ничего не случилось(курсив наш. – О. И.)^>307. Не совсем ясно, на что намекает императрица: на благоразумное поведение во все время супружества или после ареста? В своих кратких заметках Екатерина II вновь возвращается к этой теме и пишет: «Камергер Пассек часто говорил о Петре III, что у этого государя нет более жестокого врага, чем он сам, потому что он не пренебрегает ничем из всего, что могло ему повредить»^>308.

Желала ли Екатерина II Петру Федоровичу смерти (по словам императрицы, он молил ее о сохранении жизни)^>309? Если верить ее утверждениям и некоторым документам, то нет. Так, в одном из исторических фрагментов Екатерина II писала: «Были намерения отослать его из этого места (Ропши. –