А самое главное – я люблю здешних людей, люблю здесь все. Когда был маленький – смотрел на серебряные цветы яблоневых деревьев и час, и два, и не мог уйти. Слышу уйгурскую песню – и всякий раз откуда-то изнутри доносится эхо этой песни, и слезы подступают, и текут по лицу. Я вместе с вами смотрел, как танцуют уйгурские танцы в праздничные дни, был на свадьбах, поздравлял с появлением на свет нового человека. Я своими глазами вижу: после того как Председатель Мао прислал сюда Освободительную армию и она прогнала Гоминьдан, ходжей, баев-байбаков, после того как снизили цену за аренду земли, провели земельную реформу, сделали кооперативы, народные коммуны – после всего этого наконец-то жизнь наша здесь становится лучше, с каждым днем все лучше, все прекрасней. Вы поете: «Если даже вся вода станет тушью, а все деревья станут кистями – то и тогда не сможем мы описать всю нашу благодарность Председателю Мао» – и мне хочется петь эти слова вместе с вами… И еще я полюбил Дильнару…
У вас, уйгуров, есть поговорка: «Первый глупец тот, кто себя хвалит, а второй глупец – тот, кто хвалит свою жену». Да, я глупец. Я все равно буду говорить про Дильнару. Кто на берегах реки Или не слышал, как она поет? Когда Дильнара поет – ласточки спускаются ниже, овцы перестают жевать траву. В целом мире нет других таких глаз и таких бровей, как у Дильнары. Я давно заметил ее, но все началось в тот день, когда я поехал в Инин. Это было прошлой весной, на абрикосовых деревьях завязи были еще зеленые и маленькие, размером с горошинку; мне надо было в Инин по делу, и я поехал на велосипеде. Вдруг я почувствовал сзади – бум! На ходу ко мне на багажник запрыгнула девушка, не сказав даже «привет». Это была она. Она то держалась за мою спину одной рукой, то убирала руку – и тогда сердце мое обрывалось: вдруг она упадет! И так, с трепещущим сердцем, я мчался по дороге; помню, как сел на хвост грузовику с военными номерами и несся за ним, не отставая. Приехали в Инин, и снова сзади – бам! – она спрыгнула, а когда я обернулся – уже скрылась в роще тополей на берегу. Виденье, а не девушка!
…Для нее я играл на гармони ночи напролет. Из-за нее вырыл и выбросил наш илийский фиолетовый многолетний чеснок, который так хорошо продается, и засадил все перед домом одними красными розами. Как-то раз в полдень она с подружками пошла на берег реки, отдохнуть и повеселиться – и я за ними. Она видела, как я вдруг бросился в самый бурный поток, – и вскрикнула от испуга! А через минуту я уже вынырнул, и в руках у меня билась большая рыбина… Вы же знаете ее отца, Ясина; он в Четвертой бригаде, известный мастер, плотник и резчик по дереву, муэдзин – его голос зовет на молитву; можете представить его, когда он узнал, что его дочь и я – вместе. Я через людей пытался разъяснить – что Иисус и Мухаммед все равно что родственники, что я давно сделал обрезание и с детства не ем свинины… Но на все мои мольбы ответ был тот, что он запретил Дильнаре выходить из дома. Дильнара в конце концов сбежала, прибежала сюда ко мне. Я по обряду принял ислам. По закону Китайской Народной Республики мы поженились, коммуна выдала нам свидетельство о браке. Секретарь Лисиди и другие большие начальники ходили к уважаемому Ясину, проводили идеологическую работу; но уважаемый Ясин по-прежнему не разрешает Дильнаре вернуться домой и по-прежнему на нас сердится. Из-за меня Дильнара…
