ПХЖ и тоталитаризм - страница 7



Собаки спали. Люди и сигнализации – нет.


2


Первый проснулся и кинулся к раковине. Умывшись и почистив зубы, он выпил стакан воды, помазал йодом опухшую руку и полез в шкаф. Дверь скрипнула. Четвертый проснулся, но вида не подал. Первый закрыл шкаф и полез на антресоль.

– Ты что там хочешь найти? – Четвертый не выдержал.

– Да аспирин ищу.

– Да возьми у меня на полке.

Первый разгреб в куче мелких вещей три таблетки аспирина.

– Слушай, Четвертый, да они последние…

– Бери, тебе все равно на учебу надо. А мне уже нет.

– Как знаешь…

Первый протер со стола, заварил овсяную кашу и начал одеваться на учебу.

– Гордый, да? Ладно, выпей две, одну мне оставь, может, так будет честнее, – хотя две мало, конечно.

Первый выпил три таблетки и ушел. Четвертый больше заснуть не мог. Депрессия не позволяла. В зеркале он обнаружил посиневшую шишку чуть выше бровей, не было одного зуба. Что могло быть прекрасней! От попыток заснуть его начало трясти.

– Ууу, проклятая жизня!

Прошло еще около часа. Проснулись все сожители. Третий на кривой ноге бегал блевать —уже раз в пятый.

– Как же ты уже надоел, пить не умеешь – не пей!

– Слышь, Второй, иди ты! Кстати, воду холодную выключили.

– Так, парни, надо за снегом идти.

– Я не пойду.

– Ладно, Четвертый, я с тобой схожу, – сказал Второй.

Они разбавили снег горячей водой в пропорции один к одному. Выпили по стакану – живая вода с запахом хлора. Третий тоже хотел попробовать, но не получилось. Две фигуры встали стеной у пластмассового ведра.

– Не ходил – не пей.

– Вот это вы козлы! – Третьего от чувства оскорбления чуть снова не стошнило.

– Эээх, чудо ты, чудо… Хлебай уж. – Четвертый раздобрился, хотя такое ему было давно уже не свойственно.

Все сели на стулья, сквозняк гнал воздух. Силы мороза никто не чуял.

– Да вот, годы идут за стаканом.

– Хорош, Четвертый, слюни распускать, как будто в первый раз. Молодость – она для того и есть, чтоб гулять.

– Да что, слюни? Что – слюни? Ладно нам, хотя она нам и не надо, а у него – Четвертый указал взглядом на Третьего, – вся жизнь так пройдет.

– Я что, виноват, что инвалид? Ща я те морду разобью!

Все взглянули друг на друга и засмеялись. Тишина и сухость окутала их рты еще на пару часов. Молчание убаюкивало людей. Четвертый встал со сквозняка и лег в кровать. Сегодня он сделал доброе дело, можно спать спокойно. Сон наступил мгновенно.

Второй подмигнул Третьему, и они вышли в коридор.

– Так, давай, наверное, рублей сто.

– Второй, да откуда?

– Я не понял. Ты в какой раз пьешь, не давая ни одной копейки? По морде давно не получал? И потом, похмеляться снегом – вообще ни о чем.

– Ладно, сейчас сам схожу… Если честно, я сам хотел предложить.

Третий устало сел на стул и начал надевать штаны, потом вынул из-под матраса две пятидесятирублевки и вышел из комнаты.


3


Детская площадка. Детский сад. Средняя группа детей поздней весной радуются жизни. Воспитатели меняются каждые десять минут и смотрят внутри здания сериал. Их всего двое.

Девочка разбила в игрушечную кастрюльку воробьиные яйца, которые взяла под листом шифера на беседке. Это было очень непросто – декоративные поручни из дерева сгнили, и мало под кем они не ломались. И теперь она, пародируя маму, сыпала игрушечной ложечкой песок в небольшую емкость. Дело было за немногим – помешать. Темные глаза наполнила неподдельная жизнь.

– Тамара, не надо!

– Ты что, совсем допился? Выходи, опохмелю, а то и правда белая горячка стеганет.