ПХЖ и тоталитаризм - страница 9



– Да, только языком говоришь ты, а ношу тебя я. Дай лучше ключ.

– Я тебе сейчас в морду дам. Все, ты меня достал! Это типа я инвалид и до дома не могу дойти.… – сказал Третий и схватил с пола пустую бутылку. Но на него и теперь никто не обращал внимания. – Ладно, на ключ. Можешь закрываться. Нести меня некому, поэтому буду спать на площадке.

Четвертый ухмыльнулся и ушел. Холод в комнате жуткий – из-за половины открытого окна. В комнате прибрались; Четвертый не смог вспомнить, когда они убирались до этого.

– Молодцы!

Он уже выпил достаточно алкоголя, чтобы наступил прилив радости. По идее, надо пить дальше, так как все равно организм не очищается, а отравляется второй день, но принцип «за преступление – наказание» Четвертый соблюдал строго. Из-за чувства тупого счастья не спалось. Похмелье началось через полтора часа. Хуже двухдневного похмелья только трехдневное.

Шум в коридоре нарастал. Кто-то вынес гитару, все стали орать. Четвертый медленно заснул. Зашел Первый с ехидной улыбкой, взял из кошелька деньги и ушел.

Зашел Второй.

– Россия! Россия! Эх, я ж тебе вчера говорил, что Россия поднимается!

– А ты здесь причем?

– Так. Ты, Четвертый, не понимаешь ничего. – Второй взял с полки деньги и ушел.

Сон развеялся. От похмелья началась депрессия. Ни с того ни с чего начала светить луна, прямо в глаза. В общем, сон не шел.

Стук снаружи. Четвертый открывать не стал, но свет включил. Опять стук. Открыл.

Первый, Второй и Шестой принесли Третьего. Пьяный. Голова запрокинута, содержимое желудка течет по волосам. Мычит.

– Да зачем вы его принесли? Сейчас всю кровать заблюет, вонища будет.

– Четвертый, а куда его еще нести? Завтра опять утром его вахта найдет, скажут, что мы его, бедного инвалида, специально напоили.

– Ну, или что мы его довели, он и напился, – поддержал Первый.

– Да? а мне прекрасно! Вы его хоть пока несли, головой нигде не ударили? А то вас самих хоть заноси…

– Ой, Четвертый, кто бы говорил. Самого сколько раз таскали – это шестой.

– Да, круговая порука. Вчера Пятого носили, сегодня – Третьего. Когда же моя очередь?

Третьего положили на кровать, его начало трясти, словно он замерз. Шестой уныло посмотрел на эту картину, усмехнулся и пошел домой. Конечно, со стороны смотрелось очень забавно, тем более если учесть, что Третий несколько дней назад на правах «старшего брата» рассказывал крестьянину про реформы Столыпина и их суть для русского общества, а теперь тот «необразованный колхозник» тащил Третьего домой. Первый покрутился возле Третьего и ушел дальше продолжать банкет. Второй почистил зубы, разобрал кровать и лег спать. Уже через минут пять он захрапел на всю комнату. Четвертый лежал на отходняках, голова болела, глаза беспокоились, на душе была тревога. Лишь одно было непонятно: боевая или учебная. Второй храпел, Третий трясся и стонал. Чтобы заснуть, Четвертому потребовалось напрячь все силы, которые остались от его воли.

Первый пришел к четырем утра с красным, ничего не выражающим лицом и лег спать. Откуда-то слышался голос Пятого.

Медленно начинался новый день…


5


Второй проснулся раньше всех, поставив аж четыре будильника, чтобы не проспать.

Сколько раз он уже наблюдал «утренние» натюрморты? Сначала дома, потом на съемной квартире, и теперь – здесь, в общаге. Он просто трясся от запаха перегара, пота и грязных носков, поэтому в таких случаях он как можно быстрее умывался, одевался и уходил по делам, никого не будя, хотя это желание зародилось во Втором еще в восемь лет.