Вспомнил! Этот шарф я носил в детском саду, а эта непонятная кожаная полоска со вставками – ремень, которым я подпоясывал клетчатое пальтецо. И сразу, как за ниточку стал вытягивать из памяти связанные с этими предметами эпизоды. Вот, в этом самом пальтеце и кожаной легкомысленной шапке с ушами и помпоном я стою в каком-то дворе рядом со снеговиком – недомерком моего роста, а на руках у меня мокрые вязаные варежки на резиночке. Помню ещё, что помпон этот был кислым и противным на вкус.
Дальше вытягиваем ниточку и обнаруживаем, что на ногах у меня такие же мокрые, как и варежки, утеплённые треники и тряпочные боты "прощай молодость" на "молниях" с бляшками снега в своих ворсинках. И двор этот совсем не "какой-то", а настоящая детская площадка с полноценной железной "горкой" и ещё с чем-то заваленным снегом. Мало того, на этой площадке я играю с другими детьми, также одетыми, словно пленные немцы под Сталинградом… Кажется, я жду, когда меня заберёт мама и поведёт домой. Уже что-то…
Самое интересное, найденный "привет из прошлого", через неделю снова куда-то делся. Провалился, словно в прорубь упал. Будет забавно снова найти ремешок с шарфом через энное число десятков лет и снова вспоминать об их предназначении.
Третьим предметом, случайно найденным, но уже в деревне, оказался резиновый стилизованный под непонятный брикет попугай. Я раскопал его в разбираемой под сжигание куче хлама на дворе. Пролежал он здесь, наверное, четверть века, если не больше. Когда-то он был ярко-синего цвета с зелёными крыльями и оранжевым хохолком. Теперь он полинял до равномерного глубокого серого колора, но всё равно сохранил своё главное качество – громко и переливчато свистел. Резиновая игрушка – свистушка нисколько не потеряла в звонкости своих "голосовых" данных и свистела также пронзительно громко, как и в "молодости".
Очевидно, родители привезли её в деревню, как только я с возрастом потерял к ней интерес в городе. Вот, с попугаем своим фокусом с ниточкой я похвастаться уже не могу. Помню только, что эта игрушка мелькала на фоне нашего чёрно-белого телевизора и периодически со свистом и жалобным хрюканьем "порхала" из угла в угол нашей скромной квартирки.
Очевидно, я постоянно всех "доставал" этой громкоголосой свистушкой и её старались всё время куда-нибудь забросить, лишь бы не оставлять в моих шаловливых ручонках. Но я упорно залезал в самые дальние углы, находил попугая, опять вытаскивал на центр комнаты и с остервенением мял игрушку в руках, издавая скрежещущие звуки. И – очередной бросок, в самый дальний угол, и я, словно лабрадор за уткой, бросаюсь вслед за резиновым попугаем. Тоже картинка из жизни…
Глава 9. Новый год и все-все-все.
То, что мы отмечали наступление Нового года, не подлежит никакому сомнению. После праздника Победы, который, однозначно, был главным праздником и для нашей семьи, и для страны в целом, новогодняя ночь стояла на втором месте по широте "гуляния". Обязательным пунктом в программе было забежать на Красную площадь и в толпе с подвыпившими горожанами радостно проорать "последний отсчёт" часов с курантами на Спасской башне. Незабываемое ощущение единения массы незнакомых людей, моментально становящихся близкими и по – родственному родными.
"Двенадцать!!!" И в воздух полетели пробки из многочисленных бутылок шампанского, замерцали кругляшки конфетти, "взрывы" хлопушек всевозможных. Не знаю, допустимо ли было возлияние у Мавзолея в те года, но народ отмечал вполне расковано и ничего не опасался. Охотно допускаю, что ради Нового года делалось послабление. Кстати, необходимо сделать общее замечание – я не помню ни одного случая столкновения власти с народом в минуты проявления им радости и некоторой вольности по самым разным поводам на этой площади. Как уже отмечал, я прекрасно знал о значении этой площади для политической и общественной жизни страны и примерно представлял себе правила поведения. То ли народ "гулял" с учётом этих правил и как-то незаметно для меня "шифровался", то ли, на самом деле, всё было не так уж строго и мрачно.
