Что же нас влекло в эту грязь и зловонную темноту? Неужели мы не знали, что это элементарно опасно и чревато всевозможными травмами и увечьями? Нам же, почитай, каждый день в школе говорят об опасности, которая исходит от стройплощадок! Получается, что утром нам говорят одно, а вечером мы сознательно делаем совершенно другое!? Что за непонятный протест "назло маме отморожу уши"? Стоит призадуматься над этим феноменом детского сознания. У меня есть только одно объяснение. Каждому ребёнку десяти – двенадцати лет свойственен романтический авантюризм и поиск приключений, уводящих от привычной действительности. Можно сказать, что получается некий посильно переосмысленный и самостоятельно реализованный на практике вариант популярной в те годы патриотической игры "Зарница". Городская версия, адаптированная под наши нужды и возможности.
Строго говоря, вреда-то мы никакого государству не наносили. Если и были травмы, то незначительные и даже родители о них не знали. Больницы своими визитами не обременяли. Ничего не ломали. Если и уносили пустяшную мелочь, то только найденную в мусоре или бесхозно валяющуюся в грязи.
Впрочем, было несколько интересующих нас позиций… Во-первых, гудрон, который мы зачем-то жрали. Удивительное дело! Откуда это поветрие пошло, что эту чёрную пластмассообразную субстанцию, вообще можно использовать таким образом!? В нашем районе не было ни одного пацана, который бы хоть раз не грыз или не сосал этот сугубо строительный материал. Я уже и не помню, какое у нас было объяснение этой эпидемии… Слава Богу, но гудрон был редкостью и валялся по территории редкими вкраплениями. Чтобы насладиться его вкусом, нужно ещё хорошенько поискать…
Во-вторых, строительная замазка для заделки швов между панелями. Погоня за этим строительным материалом имела более-менее осмысленное объяснение из-за практического применения этой штуки. Этот материал имел консистенцию, великолепно подходящую для изготовления пулек для самодельных духовых приспособлений, которыми в то время увлекались наши старшие товарищи. "Батон колбасы" такой замазки можно было выгодно обменять, но и добыть его представлялась задачей совсем непростой.
Мы знали только одно место, где "обитала" эта "колбаса" – недостроенный корпус института. Но он почти охранялся и, чтобы пробраться в богатые замазкой места, требовалась не только ловкость и быстрота реакции, но и дерзость. Не все были готовы к таким лишениям, поэтому этот трофей и ценился высоко. На практике чаще всего выходило, что найденные на стройке гудрон, замазка и другие, казавшиеся нам ценными, вещи просто демонстрировались друзьям и безжалостно выбрасывались.
Но в основном стройплощадки были для нас не охотничьими, а исследовательскими угодьями. Нельзя сказать, что мы изначально стремились попасть в экстремальные ситуации, когда нужно выкручиваться изо всех сил. Конечно же, нет! Мы старались весело и интересно провести время, а не рисковать и не нарываться на неприятности. Другое дело, что экстрим и самый настоящий риск сами находили нас с завидным постоянством. Вроде, как мы их притягивали к себе магнитом.
"Неприятности" самого неожиданного характера могли подстерегать тебя буквально на каждом шагу. Кирпич, как и любое твёрдое тело, имеет вполне объяснимое свойство падать с верхотуры. Но, если это происходит с грохотом гранатного взрыва в шаге от тебя, то становится как-то неуютно… неприятно. Я, например, без малости чуть не наложил в штаны. Другой не самый лучший "сюрприз" может приключиться из-за собственной невнимательности. Условно можно назвать такую подлянку "волчьей ямой". Это, когда ты соскальзываешь со склона, спрыгиваешь с возвышения или, не рассмотрев в темноте, влетаешь либо в трясину из грязи, либо в "зыбучие пески". Стоишь, как дурак, по пояс в ледяной жиже и глупо улыбаешься. И будет очень хорошо, если обойдётся без дальнейшего погружения… Во избежание судьбы Саида мы никогда не ходили на стройку по одному. Всегда должен быть свидетель твоего позора. Подстрахует заодно…
