Вошла медсестра; она о чем-то спросила его. Когда он ответил, голос его был хриплым. Наверное, он говорил слишком громко, потому что ее голос доносился словно издалека. Она взяла его за запястье, нащупала пульс и взяла в другую руку часы, висевшие у нее на груди. Странное место для часов, подумал Гриссел. Потом медсестра сунула в его пересохший рот термометр и негромко заговорила. Это была чернокожая женщина со шрамами на щеках – последствием подростковых прыщей. Она мерила его ласковым взглядом. Потом она записала что-то на белоснежной карточке и ушла.
Две цветные сестрички принесли ему завтрак, придвинули столик к кровати. Они были оживленные, щебетали, как птички. Поставили дымящийся поднос на столик и сказали:
– Вы должны поесть, сержант, вам необходимо хорошо питаться. – Потом они исчезли.
Когда пришел врач, поднос стоял на прежнем месте, нетронутая еда остыла. Гриссел свернулся в позе зародыша, сунув руки между ногами. Голова налилась свинцовой тяжестью. Думать не хотелось, потому что его разум мог предложить ему только неприятные мысли.
Врач оказался пожилым человеком – низкорослым, сутулым, лысым очкариком. Редкие седые пряди падали на шею. Прочитав историю болезни, врач присел на стул у кровати.
– Я накачал вас витаминами и валиумом. Так легче будет пережить синдром абстиненции. Но вам необходимо и поесть, – тихо сказал врач.
Гриссел ничего не ответил, даже не пошевелился.
– Вы смелый человек, раз решили бросить пить. Наверное, так ему сказал Матт Яуберт.
– Вам говорили, что меня бросила жена?
– Нет, не говорили. Она бросила вас из-за пьянства? Гриссел чуть приподнялся на кровати.
– Когда я был пьян, то ударил ее.
– Давно у вас алкогольная зависимость?
– Четырнадцать лет.
– Тогда хорошо, что вы бросили. Печень-то не железная.
– Не знаю, сумею ли я.
– Я тоже сомневался в себе, но вот не пью уже двадцать четыре года.
Гриссел сел.
– Вы были алкоголиком?!
Глаза врача за толстыми линзами замигали.
– Именно поэтому сегодня меня и послали к вам. Можно сказать, я – специалист. Целых одиннадцать лет я пил не просыхая. Пропил и свою практику, и семью, и «мерседес». Три раза я клялся, что брошу, но не мог удержаться. Наконец у меня не осталось ничего, кроме панкреатита.
– Жена приняла вас назад?
– Да. – Врач улыбнулся. – У нас родилось еще двое детей – так сказать, отметили примирение. К сожалению, они похожи на своего отца.
– Как вы это делали?
– Секс играл важную роль.
– Нет, я имею в виду…
Врач взял Гриссела за запястье и засмеялся, закрыв глаза.
– Я знаю, что вы имеете в виду.
– Понятно. – Гриссел впервые за несколько дней улыбнулся.
– Не загадывал надолго. Жил одним днем. И ходил на собрания «Анонимных алкоголиков». И еще понял, что я упал на самое дно. Мне больше не помогали никакие лекарства, кроме дисульфирама – такая дрянь, которая в сочетании с алкоголем вызывает рвоту. Но я читал специальную литературу и знал, что это ерунда, – если ты в самом деле хочешь выпить, ты просто прекращаешь принимать лекарство.
– А сейчас есть лекарства, которые могут заставить тебя не пить?
– Ни одно лекарство не заставит человека бросить пить. Нужно действовать самому.
Гриссел разочарованно кивнул.
– Но с лекарствами ломка проходит легче.
– Лекарства убирают белую горячку?
– Друг мой, у вас еще не было белой горячки. Она начинается через три—пять дней после начала ломки. Вчера у вас были сравнительно нормальные судороги и галлюцинации для пьяницы, который бросил пить. Вам мерещатся странные запахи?
