— Не знаю, — буркнула я.
Альберт нахмурился сильнее и достал из кармана кружевной платок. Он молча принялся стирать кровь, пока я выдумывала легенду.
— Раны нет. Олеся, что это?
Собственное имя звучало нелепо в таком месте.
Он рассматривал окровавленный платок, но губы больше не дергались, словно перед оскалом. Альберт стал почти таким же, каким был в мечтах, и это умиляло. Стало стыдно за свою резкость, вдруг он действительно страдал?
— Испачкалась, наверное.
Повисла неловкая тишина. Альберт выплеснул злость и стал милым, таким большим и несдержанным, но ранимым.
— Зачем ты так со мной? — вылетело само собой. Я его придумала, он мне очень нравился, и ругаться не хотелось.
— А ты? — с готовностью спросил Альберт, убирая платок в карман. — Ведь нам было так хорошо вдвоем.
Из злобный горы он превращался в обиженного подростка. Не знаю, что натворила, но уже раскаивалась.
— Что тебя так задело?
Он прыснул и отвернулся, думал о чем-то, даже губу закусил.
— Нам было так хорошо вместе, — вздохнул Альберт, — я собирался жениться на тебе, ты хоть поняла? — он повернулся ко мне и помолчал. — Ты же знаешь, как моя семья отнеслась бы к такому неравному браку. Мы близки к трону, а ты лишь провинциалка, но мне было все равно.
Каждая фраза звучала тише предыдущей, в глазах появлялась тоскливая надежда. Альберт осторожно протянул руку и погладил меня по щеке. Я расчувствовалась, не подумала о последствиях и провела губами по его ладони. Просто хотела показать, что мне не все равно, кто же знал, что это все перевернет?
— Олеся, — пропел он совершенно чужим, мягким голосом, не подходящим к грозному виду.
Я опомнилась, но отстраниться не успела. Альберт прижал мою голову к своей груди и зарылся пальцами в волосы, второй огладил спину. Неторопливо, но смущала сила объятий: уж больно походило на намек. Ну нет, не сейчас. Я подняла голову и приготовилась возмутиться, когда по щеке скользнули мягкие волосы Альберта и он поцеловал меня, нежно, как цветочек. Знаю, нельзя было забываться, но он так это делал… губы были на удивление мягкими, даже борода покалывала приятно. Я собиралась отстраниться, правда собиралась, даже отвернулась… то есть пыталась отвернуться, но инстинкты мешали.
Альберт осторожно крутил головой, его волосы ласкали ключицы, тишину комнаты нарушали звуки поцелуя, как ночью. Тогда была похоть, а сейчас — искреннее желание подарить друг другу ласку. Я истосковалась по мужской заботе и нежности, хотела вспомнить, каково быть женщиной, поэтому не могла прекратить все это. Я не робот, чтобы всегда поступать правильно, поэтому дала себе еще мгновение. Сейчас оттолкну, еще пара секунд.
Альберт требовательно раскрыл мои губы языком, двигал им неторопливо и настойчиво. Все же получилось отвернуться, и влажные губы скользнули по щеке.
— Олеся, хорошая моя, — бормотал он, выдыхая, целуя мое лицо, висок, обхватывая ртом подбородок.
Я не поняла, как обняла его за плечи. Наваждение какое-то. Не получалось остановиться, ведь так грустно справляться с сомнениями в одиночку, бороться, делать что-то. Хотелось просто расслабиться, сделать что-то такое… только для себя, не ища оправдания с точки зрения морали и разума. Когда еще выпадет такая возможность?
Голова отключалась, а Альберт как чувствовал и положил одну руку на поясницу. Второй накрыл мою шею и погладил ее сквозь волосы. Торопливые, однообразные движения показывали, что он был зол и расстроен, но не мог удержаться. Я упрямо таращилась в окно, стараясь не выдать себя и не просить о большем.
