– Как это?.. Кто это?.. Почему же я этого ничего не видела? – в отчаянии спросила она, и картинка пропала. А сама Татьяна, дернувшись всем телом, ощутила себя на диване в своей одинокой, темной и даже мрачной сейчас квартире. Она посмотрела в тот угол, где Грехов обнаружил постороннего. Сейчас там, конечно, никого не было, но Татьяну охватил страх. Болела голова. Так было нельзя, поэтому она закрыла глаза и постаралась вновь отыскать Грехова.
Долго в темноте мелькали светящиеся пятна, свербила головная боль, но вот он снова возник в круге света.
– Кто же это? – спросила Татьяна снова. – Какой-то кошмар. Тогда я никого не видела.
– Давай думать.
Возник стол, два стула, чашки с чаем.
– Настоящий Грехов, – пошутил Грехов, показав на чай. – Не какой-нибудь Липтон.
– Не буду тебе больше чай давать, раз ты так.
– Ну а чего… Плоть и кровь, – сказал Грехов. – Я же у тебя дома ем. Впрочем, дело добровольное.
Чашки и печенье пропали.
– Верни. Съем.
– Давай лучше делом займемся, – сказал он. – Съесть меня ты еще успеешь. Что это за энергия?
– Я вышла на его высших… Мне показали.
– Ты ему в сексуальный канал закачала неизвестно что. Чужую сущность. Того, мрачного, за твоей спиной.
– Мне показали, – упрямо твердила Татьяна.
Но Грехов был не тот человек, чтобы смягчать или замалчивать свои предположения. За что и нравился Татьяне, хотя терпеть от него приходилось многое.
– Давай посмотрим, – сказал он и будто пощечину влепил: – Сама не знаешь, что делаешь, да еще и других за собой тащишь.
Татьяна смолчала. Но сколько они ни смотрели, увидеть ничего не удалось.
– У кого же ты спрашивала?
Она снова чувствовала приближение испуга, но старалась пустить его стороной, чтобы не мешал. Вошла в состояние медитации перед лечением Умрихина. Возникла энергия, как светящееся небо. Появилась и янтра, квадрат с дугой внутри. Хвостики дуги были загнуты вверх.
– Вот, – сказала Татьяна.
– Смотри еще.
Она упорно искала, хотя даже намека на разгадку не было. Только цвет. И вдруг, без всякого логического перехода, поняла, что искать нужно в прошлом. Всплыла в памяти фраза, произнесенная лежавшим на диване Умрихиным: «Дуга времени». И не только всплыла, а зазвучала подобно колоколу.
– Что за дуга? – спросил Грехов.
– Не знаю, – прошептала она.
А картина уже менялась. Вокруг возник лес. Наступали сумерки, деревья качались от ветра. Впереди, в темноте, виднелся забор, за ним – дом. Деревянный. В доме светились окошки. Послышался стук копыт. Всхрапнул конь.
– Ой!.. – сказала вдруг Татьяна. – Ой!.. Это же… Я знаю, что это!..
Мимо проехала женщина верхом на крупном, темной масти коне. Это было уже в стороне, на белевшем от пыли проселке, который тянулся, петляя, вдоль кромки леса. На этом картинка потускнела и пропала.
Татьяна лежала на своем диване, глядя в потолок.
– Кедр, – сказала она вполголоса. – Это же Кедр, точно. Ой, надо же!.. Лет двадцать прошло. Нет, больше даже. Или меньше?..
Она хотела быстрее рассказать Грехову про этот дом в лесу, напомнивший ей о самом непонятном приключении молодости, а может даже и всей жизни, но из-за навалившейся усталости не могла сразу вернуться. Собиралась с силами. Вдруг почувствовала, что Грехов тоже устал и хочет, чтобы она это услышала. Она послала ему мысленное согласие не возобновлять сейчас медитацию, и как лежала, так и уснула.
А проснулась только днем.
