– А ты?
– А я подала на развод. И мы разбежались. А со временем порядок внесли. За два-три года дивизию укомплектовали офицерами. Жилья стало не хватать, самовольных захватчиков повыгоняли в шею. Вот мой бывший и возвратился. Прописан-то он у нас. Да и ордер на него был начеркан. Обитает он в маленькой комнатке. Чужой человек. Одним словом, жилец, да и только. Приелся он мне до чертиков…
В женских глазах плеснулась горькая обида и еще что-то личное, очень затаенное и глубоко спрятанное.
– И вы не разговариваете?
– Нет. Я с ним не знаюсь. Когда он трезвый, что бывает-то редко, может поиграть с сыном. И ребенок к нему тянется. А получит пенсию, немедля отходит в нескончаемый загул. Утром продерет зенки и тут же бежит на «точку». Местные самогонку варят. Сбывают за сорок копеек стакан. Дешевле не сыщешь. Пока экипаж не загрузится под завязку, домой не вертается. До вечера отоспится и снова несется на очередную дозаправку. Вот и все его житье. А ты баешь, что я до мужицкой ласки, мол, охоча. Захочешь и не эдак завоешь…
Почесав скулу, Жека спросил:
– И кем он у тебя служил?
– Вертолетчиком он был у меня… – ответила Катя.
На ее чудных глазках вдруг навернулись крупные слезинки.
– Вертолетчик-налетчик. Налетел, вскружил головенку девчонке. Поманил, наобещал золотые горы. Я поверила и без оглядки пошла. Все бросила, дом, родных. Любила, жить без него не могла… А тут оно…
Болезненная гримаса пробежала по лицу подполковника:
– Кто ж знал, что и Союз развалится, и вся наша, казалось, хорошо отлаженная жизнь… Все полетело псу под хвост… А сколько твоему?
– А столько же, сколько и тебе. Я на пяток годков младше его. Мне восемнадцать годков исполнилось, когда он вернулся с Афгана с двумя орденами на груди. Кто против этакого героя устоит?
– Да, – Малахов усмехнулся, – против такого орла, Катюша, не устоишь. Падки вы, девки, на красивую форму… А уж ежели на груди блестит, то прямо беда. Как сороки на то, что сильно блестит, стаями слетаются, так и вы хоровод начинаете.
– И я не устояла, – женские глаза наполнились тихой грустью. – Так-то он парень хороший был. Только вот сломался…
Не таясь, Катя смахнула слезинку. Не вовремя мужик сломался, на самом их жизненном взлете, и оказались они на перепутье.
– Или его сломали, – задумчиво моргнув, произнес подполковник. – Начальнички наши, жизнь наша…
– Или его, – она согласно кивнула головой. – Жека, а почто ты остался один? Я бы от тебя никогда и ни за что не ушла. Двумя руками вцепилась бы мертвой хваткой.
– Ну, Катюша, это длинная история. Ты давай, беги, корми сына. Я подежурю тут за тебя. А про себя я тебе еще расскажу. В другой раз. Молодая жизнь в опасности, спасать ее треба и срочно…
Катя убежала, а Малахов, задвинув запор, остался. Знакомую до боли картину нарисовала ему Катя. Страшная картина жизни военного городка. Жека месяц снимал комнату и жил в доме во втором городке.
Хозяйка убогой квартиры – вдова полковника получала нищенскую пенсию, сдавала две свои комнаты из трех. В гостиной она жила сама.
Деньги с постояльцев брала мизерные. Да и больше ей дать никто и не мог. Военные отнюдь не могли похвастать большими окладами.
Вырученных денег ей едва хватало на квартплату. На лето старуха уезжала к дочке в Одессу. Там она с утра до вечера ходила с сумкой по пляжам, продавала семечки и пирожки. А когда-то муж ее был одним из самых уважаемых людей, и жили они, катаясь как сыр в масле. И не думали, и не гадали они, что впереди маячит унизительная нищета.
