Одевшись, банкир тут же устремился к выходу. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним. Спустившись на первый этаж, мы зашли в комнату, которая раньше была красным уголком. Там уже стояли горячий самовар и блюда со сдобью.
Усевшись на диван, Лагутин налил себе чаю и наконец спросил:
– Какие у вас вопросы? Мне несколько неловко, вы потеряли много времени, а я боюсь, что вряд ли подброшу вам что-нибудь интересное. Могу сказать вам искренне: для меня убийство Евгения совершенно непонятно. Это было как гром среди ясного дня. И все же если рассматривать какую-то версию как основную, то наиболее перспективной мне кажется убийство по личным мотивам.
– Могу я узнать, почему вы так считаете?
– Версию политического убийства я считаю маловероятной – не те масштабы, не тот уровень, не та политическая ситуация.
Область находится под твердым контролем одного политического лидера, серьезной оппозиции практически нет, а внутренние разборки не имеют такого накала, чтобы браться за пистолет.
Лагутин отхлебнул чаю и продолжил:
– Что касается бизнеса… Зимин отошел от непосредственного руководства финансовыми операциями, все силы отдавая работе в министерстве. Никаких невыполненных обязательств перед бизнес-партнерами нет. В этом я могу вас заверить потому что сам курирую все эти процессы. У Зимина в бизнесе от меня секретов не было.
Следовательно, остается одно. Попробуйте покопать личную жизнь Евгения. Думаю, именно там может быть ключ к разгадке этого преступления.
Я неожиданно спросил Лагутина:
– А что вас заставило пойти на беседу со мной, если нам практически не о чем говорить?
– Вам, видимо, не сказали, но сейчас уже не вижу смысла скрывать, что заказчиком расследования является группа людей, входящих в Губернский Экономический Совет. Могу пойти дальше и раскрыть вам мотивы, побудившие нас пойти на частное расследование. Несмотря на то, что я вам сказал выше, данное убийство может быть следствием чего угодно.
Попросту говоря, мы ни хрена не понимаем, что происходит, – даже сквозь дымчатые очки я углядел ту страсть, которую выражали глаза Лагутина. – Для того чтобы разобраться в ситуации и работать с более сложными версиями и ходами, мы должны исключить самые простейшие версии, а именно убийство на бытовой почве или на каких-то личных мотивах. Для этого были наняты вы. Вот, собственно, и все, о чем я могу вам сказать.
Чем скорее вы это сделаете, тем быстрее вы снимете ту неопределенность, которая воцарилась в делах и умах.
– К сожалению, мое время истекло, я должен ехать, – поставив чашку на стол, Лагутин решительно поднялся.
Поздно вечером я подводил итоги двухдневного расследования.
Они были скудны, и к помощи своего Приятеля я прибегать не стал. За два дня я переообщался с хреновой тучей всяких чинуш и бизнесменов, и каков результат? Главным было то, что они все твердили о своем непонимании причин происшедшего, ведущей версией они считают бытовую версию и сведение личных счетов. При этом лишь один Лагутин откровенно сказал, что ведущей эту версию они называют потому, что просто хотят убедиться, что ни политика ни экономика здесь ни при чем.
Смущало, однако, некое разночтение в подходах к расследованию Лагутина и Передреева: последний назвал мне в качестве наиболее вероятной экономическую подоплеку преступления. „А может быть, действительно, бытовуха?
Какие-нибудь тайные связи..?
