– Молчи уж, юбиляр хренов! Гришк, знаешь, что роднит тебя с прекрасным весенним садом? Вам обоим пора вставать на просушку.
– Вопрос не ко времени. Обратитесь весной и по форме, – промычал юбиляр.
– А фитнес-центр случайно не тот, который во «Владимирском Пассаже»? – неожиданно вспомнив, уточнила Ольга.
– Он самый. А что?
– У меня там бывшая однокурсница работает. Инструктором.
– Так это же чудесно! – просиял Мешок. – Слушай, Олька, а давай-ка ты к ней на днях подскочишь и под каким-нибудь залегендированным предлогом переговоришь?
– На предмет?
– На предмет частоты появления в их заведении господина Гурцелая. Описание морально-волевых качеств, равно как вредных и не вполне привычек клиента, также приветствуется.
– Это приказ?
– Нет. Всего лишь дружеская просьба.
– Тогда не поеду. Я уже сказала: мне не нравится эта затея.
Андрей нахмурился:
– Хорошо. Если тебе так проще, будем считать, что это приказ.
– А что, Андрей Иванович, с начальником подразделения эту тему вы уже согласовали?
– Ох и язва ты, Олька!
– Главное, чтоб не сибирская, – донеслось из «прекрасного весеннего сада». – Остальные лечатся!..
Санкт-Петербург,
Южное кладбище,
30 августа 2009 года,
воскресенье, 13:42 мск
«Вот так и живем: завтра – день рождения, послезавтра – похороны».
Южное кладбище – жуткое кладбище. Представьте себе триста га чистого поля, на которых уместилось под пять миллионов захоронений. Второй Петербург! При этом если у центрального входа еще живет какая-то дающая тень растительность, то метров через сто – двести начинается настоящая пустыня, где теснятся и громоздятся, налезая одна на другую, могилы-могилы-могилы… И, словно бы в насмешку, магистральные аллейки-дорожки, петляющие между ними, носят романтические названия – березовая, ореховая, вишневая…
Вот уж воистину – парк. Не культуры, но вечного отдыха…
…Временно превращенная в катафалк «маршрутка» стояла неподалеку от свежевырытой могилы в далеко не самом престижном, но и не совсем «отстойном» участке кладбища. Трое «гоблинов», на долю которых выпала миссия забрать гроб с Демидычем из морга, мрачно курили в сторонке, дожидаясь приезда остальных участников скорбной церемонии.
– Плохая примета – покойника на служебной машине перевозить, – ворчливо заметил Афанасьев.
– Преподобный Иоанн Кронштадтский говорил: «Не верьте в глупые приметы, не будьте суеверными, и приметы не будут сбываться».
– А мне, Женя, твой Кронштадтский не указ. Сейчас вон модно иконки-образа на приборную панель лепить. И что, многих это спасало от ДТП?
– А что, Сергеич, ты небось и черных кошек, и баб с пустыми ведрами по параллельным улицам объезжаешь? – усмехнулся Холин.
– Если есть такая возможность – обязательно.
– Чем бензин казенный жечь, ты бы их лучше давил.
– Кого? Баб или кошек?
– И тех и других.
– Очень остроумно, – проворчал Афанасьев. – Гришк, ты бы, чем зубоскалить, лучше бы Мешка набрал. Узнай, где их черти носят? Выходной день: Пулковское свободно, Волхонка пустая. Мы с севера за тридцать минут долетели, а они из центра больше часа добраться не могут.
– Да звонил я ему, минут десять как.
– И чего?
– На подходе. Говорит, Анечка с батюшкой долго провозились – им из Парголово никак не выбраться было. На Выборгском-то снова ремонт затеяли! Я с них просто фигею, Сергеич! Каждый год асфальт перекладывают!
– А то ты не знаешь на чью дачу та трасса ведет?!
– Знаю. Что не на мою, – буркнул Холин. – Слышь, Сергеич, я вот что подумал: раз уж всё одно к одному, может, попросить вашего отца Михаила, чтобы он заодно и «пепелац» освятил? Сам-то я не шибко верю во всю эту музыку, но с другой стороны – хуже от того всяко не станет. Или попам на ментовские машины западло святую воду тратить?
