Пищевая цепь - страница 9
Но я знаю, что это не так.
Шкура паркуется. Снаружи я разминаю затекшие конечности и снова сражаюсь с головной болью.
– Глашатай! – женщина с телефоном кивает, на долю секунды пряча глаза у самой земли. – Мы ждали раньше, я уже начала…
– Привет, Марьям.
Она выглядит не лучшим образом. Стала меньше за собой следить и набрала пару лишних килограммов. В свете фар я отчетливо вижу отросшие седые корни ее волос.
Мы познакомились недавно, когда она только получила допуск в самые тонкие и чувствительные дела Семьи. На тот момент она еще не красилась и была сравнительно молода.
Марьям – талантливый, исполнительный менеджер, дочь обеспеченных родителей, имеет престижное образование, знает множество иностранных языков и могла бы рассчитывать на завидную должность в крупной международной компании или даже правительстве. Она с легкостью заводит полезные знакомства, интуитивно чувствует, кого проще подкупить, кого можно соблазнить, а кого достаточно запугать. Она без труда могла бы обеспечить своим близким безбедное существование, но, будучи карьеристкой, всегда мечтала о большем. И ей не повезло – судьба свела не с тем человеком. Он сделал предложение от которого было слишком трудно отказаться.
Наверное, в тот злосчастный день она кивнула на пункт контракта, обязывающий к его пожизненному соблюдению и, будучи безукоризненным знатоком своих прав и свобод, выдала что-нибудь до смешного наивное:
– Это ведь незаконно.
– Значит, – с улыбкой отозвался тогда рекрутер, – Ты всегда сможешь разорвать его в судебном порядке и поиметь с нас еще миллион-другой.
Ну что могло пойти не так?
Она оказалась слишком талантливой и мы не стали размениваться по мелочам. Ее наделили связями, предоставили в распоряжение безграничные ресурсы. Превратили в гигантскую паучиху и посадили в самый центр паутины, той паутины, что плелась и опутывала человечество в течение столетий. Теперь, когда у нас возникают проблемы, которые не решить силой – мы вызываем Марьям. Она знает, за какие потянуть нити.
В чем для нее проблема? Чем больше нитей привязано к пальцам, тем короче на шее поводок.
– О, да, прости. Добрый вечер. – ее лицо окрашивается вымученной улыбкой.
– Не тесновато ли здесь? Выглядит так себе.
– Так и должно быть. Самое интересное внизу. Когда-то здесь находился бункер Отца Народов…
Она замолкает на полуслове, увидев, как ур-сакх вскрывают кузов.
Кто-то подогнал погрузчик, я залезаю в кабину и под возбужденное перешептывание извлекаю наружу тяжелый стальной саркофаг.
Лунный свет скользит по его поверхности и возбужденный стон прокатывается по стихийно собравшейся толпе. Но у меня нет времени на шоу и, увидев, что погрузчик не остановится, ур-сакх взрываются: пихают друг друга локтями, расталкивают соседей, огрызаются и десятки рук тянутся к саркофагу со всех сторон. Никто не обращает внимания, когда я переезжаю чью-то ступню – молитвенные возгласы почти заглушают вопли покалеченного. Те, кому удалось прикоснуться, будут помнить об этом годами.
Марьям стоит в стороне, выглядывает из-за спин, почти не дышит, не моргает.
– Иди сюда. Покажешь мне дорогу.
Она вздрагивает и, сбросив паралич, робкими движениями просачивается сквозь толпу. Но приехавшие со мной ур-сакх ее не знают, а их полуживотный, религиозный экстаз требует выхода. Сомкнув спины, они загораживают проход и в стадном порыве им вторят остальные. Марьям оказывается зажата плотным кольцом – ни вперед, ни назад. Кто-то тянет за одежду; нарочно оказавшись рядом, Шкура впивается пальцами в ее талию, затем его рука скользит ниже. Я могу прекратить происходящее одним словом, но делаю это, лишь когда Марьям сама устремляет ко мне умоляющий, предпанический взгляд.