Тем времен за мной пришел брат, он шел, возможно, из школы и, проходя мимо детской площадки садика, не увидел меня.
– Видимо, бабушка забрала, – подумал он.
Воспитательнице он ничего не сказал, потому что, как вы понимаете, папа уже умер, и он помалкивал. Бабушка по дороге к нам домой заглянула на площадку и не увидела меня.
– Забрали уже, – подумала она и пошла к нам домой.
Мама, идя с работы, мельком глянула, не увидела меня и решила тоже самое. Соседний двор с той стороны было не видно, к тому же там был уклон чуть вниз. Мы весело играли. В какой-то момент я почувствовала, что пора и честь знать и перелезла обратно на территорию сада, Кави последовала за мной, как верный друг.
– Не заметил никто, – облегченно подумала я, и мы принялись дальше играть.
Воспитательница вообще ничего не заметила. Дома тем временем состоялся всеобщий совет.
– Где Надя? – спросила бабушка у пришедшей мамы.
– Я думала, вы ее забрали, разве нет? – удивилась мама.
Мама пошла обратно в сад. Как она меня забирала, я не помню, помню, что стояла в темноте за дверью, в комнате брата уткнувшись лицом в угол. Было страшно от темноты, мне было разрешено чуть приоткрыть дверь, чтобы свет из коридора разбавил тьму.
Кави не влетело, ее мама вечером убиралась в садике, и ей все равно было там торчать до утра. Она призналась, что иногда спит в своей постели и вовсе не уходит домой.
– Пойдем снова поиграем, – предложила она через некоторое время.
– Нет, мне влетело в прошлый раз, – угрюмо ответила я.
Мы с тоской посмотрели, как наши весело играют без воспитателей на свободе.
Было холодно. Я еще младше. Меня привели в сад в огромной неуклюжей шубе и с пуховым коричнево-серым платком. Все это ужасно. Февраль. Мороз. Мы собираемся на прогулку. Я решаю схитрить и надеваю шубу без платка.
– Надя, что у тебя было на шее? – интересуется воспитательница.
Она настойчиво лезет в мой шкафчик и достает оттуда ужасный платок. Повязывает мне его прямо на шубу, отчего вид у меня становится еще ужаснее.
– Сказала бы сразу, я тебе бы его под шубу надела, – отвечает она мне.
Я уныло бреду к выходу. Если вам покажутся милыми фотографии советских детей в платках шубе и валенках – знайте, ничего там милого не было.
На старой работе у меня была кружка из цветного стекла. Однажды, я нечаянно разбила ее, как-то неловко махнула рукой, кружка упала на пол и разлетелась на тысячу осколков. У меня была срочная работа, я не стала убирать, так и сидела в этих осколках. Подошла коллега по рабочему вопросу и удивленно спросила. Я объяснила.
– Какие красивые, – ответила она и ушла.
Осколки лежали вокруг меня на полу и переливались как мозаика в калейдоскопе. Был цельный продукт – кружка, случайно он упал, возможно, трещина уже была в нем, и он разлетелся на маленькие, маленькие осколки. Если попытаться их собрать, вряд ли даже при очень большом старании получиться прежняя кружка, будет какой-то уродливый продукт, словно чудовище, собранное из разных человеческих останков. Я пытаюсь препарировать собственную жизнь, чтобы путем рассуждений создать из нее… Хотела создать что-то прекрасное, а как у Виктора Франкенштейна получается монстр, состоящий из кусков. Эти куски наслаиваются друг на друга, мешают один другому, каждый тянет одеяло на себя.
– Я самое важное событие твоего детства!
– Нет, я! Я важнее! – кричат они у меня в голове.
