Письма из 90-х с надеждой и разочарованием - страница 8

]

Мержанова Нина Акимовна, 1919 г.р. Координатор Гагаринского р-на объединения лиц незаконно репрессированных «Мемориал» с 1988 г.

Репрессированная с 1944 по 1955 г. Реабилитирована в 1955 г. Участник ВОВ № удостоверения 298222 от 1982 г. Имею правительственные награды (вернули в 1982 г.), в том числе орден «Отечественной войны». Коренная москвичка, прошла через: Лубянку (Абакумов запустил в меня мраморным пресс-папье, в голову); Лефортово; Бутырки; Красная Пресня; этап (страшный) до бухты Находка, морем до бухты.

Нагаево – Магадан – Колымские лагеря. Москва, ул. Удальцова.

1992.07.06.

«У нас все родные уничтожены палачами НКВД, а теперь…»

Прочитала в номере от 20 июня 92 г. публикацию «О чести и достоинстве “Мемориала“» и не поверила своим глазам. На людей, перенесших сталинские репрессии, подают в суд! И кто? И за что? Оказывается, подают руководящие органы общества «Мемориал», основной задачей которого является защита невинно пострадавших! Подают в суд за критику по линии распределения гуманитарной помощи. Пусть даже эта критика опубликована в газете (см. газету «Московская правда» от 3/III 92 г. «Три софы в интерьер центра»).

Это какой-то зловещий парадокс! У нас уничтожены все родные палачами НКВД, а теперь и нас на старости лет добивают члены коллегии «Мемориала». С Татьяной Смилгой я сидела в одном лагере на ст. Потьма в Мордовии. Её привезли девчонкой из Бутырской тюрьмы зимой 1939 года, когда ее родители были уже расстреляны, а она этого не знала.

Я тоже не знала еще, что мой муж Васильковский Г.О. – редактор газеты «За индустриализацию» и мой брат Борис Трейвас – секретарь Р.К. партии, известный комсомольский работник к тому времени были расстреляны (см. газету «Московский комсомолец» от 4/X-88 г.).

Я просидела в лагере на 1-ом лагпункте 8 лет.

Мой старший сын в это время погиб на фронте в 17 лет, а младший, родившийся в Бутырской тюрьме, находился в детском лагерном бараке того же 1^>го лагпункта мордовского лагеря. И нас с такими судьбами были сотни тысяч.

Но и после выхода из лагеря, после так называемого «освобождения» нас ждали не меньшие мучения. Вместо паспортов нам выдали временные удостоверения, ограничивающие наши права. У нас не было жилья, нас не брали на работу. Мы продолжали жить вдали от родных мест, оторванные от близких.

И так наши муки тянулись до 1956 года, до ХХ съезда партии, когда нам вернули право жить по-человечески.

И теперь, в преклонные годы мы стали подвергаться репрессиям со стороны членов коллегии, куда входят люди, не испытавшие тысячной доли нами пережитого.

В это трудно поверить, но это так.

Спрашиваю: кому нужно такое общество с громким названием «Мемориал»? Чьи интересы оно защищает?

Трейвас-Васильковская Фрума Ефимовна, бывшая узница Темниковского лагеря. Реабилитация № 4Н – 91745/55 от 20 мая 1955 г.

1992.06.24.

«Мясо заливное с хреном…»

[Завтрак партхозактива в полуголодное хрущёвское время.]

Дорогие оптимисты!

В районе Бронных, в Южинском и Богословском переулках на рассвете слышно, как весело поют петухи.

Мой отец, дед, прадед, прапрадед жили на Ирининской улице, что у Б. Почтовой. У них был большой тенистый сад, в доме пахло антоновскими яблоками, на столе – парное молоко, сметана, творог, масло – дары коровы Дашки и натруженных рук хозяек.

Ирининской улицы давно нет. Слышала, что вместо неё теперь тупик К. Маркса. Хорошо, что Богословский – переулок, а не тупик, и в полуразрушенном храме Иоанна Богослова бывает служба.