Решительнее Богдановы действия не стали, но намеки со временем сделались прозрачнее:
– Может, сходим в кафе? А то праздники, надоело дома сидеть…
– Сходи с братом.
– Ну, что с братом? Хочется с кем-то еще пообщаться, с кем-то противоположного пола…
Посылать его не пришлось – все само собой устаканилось. Напишет раз в полгода, спросит, как дела, я отвечу «нормально», из вежливости спрошу, как у него. Скажет, зацени мой новый альбом. О моем мире он ничего не знал и ничуть им не интересовался, я его не грузила и в душу не зазывала, но и делать вид, что меня занимают его потуги стать рок-музыкантом, больше не могла. Я не могу даже представить влюбленность в кого-то младше себя, еще и в коллегу по инструменту – ни чуда, ни тайны, ни авторитета!
Рома же привлекал буквально всем: и внешность привычная и понятная, и образование гуманитарное, и возраст серьезный, увлечение реконструкцией с его образованием более чем логично, хотя и неожиданно. Ну и мотоциклы – вообще шикарно. Такого я совсем не ожидала, даже опасалась, что он проводит вечера перед теликом с пивом. Крест на груди, хоть и странный – массивный, квадратный, но распятие видно отчетливо. Не сатанист и не язычник – уже много для такой тусовки. Он почти не улыбался на фотках, и во взгляде было что-то нездешнее, глубокое.
Мне вдруг захотелось общаться, путешествовать, улыбаться и всех любить. А вокруг четыре стены и окно во двор. За окном крест и купол. Десять минут пути. Небо в подарок, а мало? Ты ведь о таком даже не мечтала! Твое место само тебя нашло, Господь притащил за шкирку и поставил на клирос – от Бога был музыкант, стань для Бога певцом. Да куда я денусь, так вся моя жизнь и пройдет на десятиминутном отрезке. Все в порядке. Просто почуяла вольный ветер через интернет-пространство.
Я уже подумывала добавить его в друзья, но что-то сдерживало. К общению я отношусь серьезно и осторожно. Бывает, пропустишь целую тираду мимо ушей, а порой одно слово так в душу западет, что покоя лишит на неделю. Я выжидала. Без конца обращалась к Богу с детскими просьбами: вразуми, покажи, дай понять, не позволь мне все испортить, да будет Воля Твоя, а не моя. А моя в кои-то веки появилась. А он упорно не видел моих лайков на своей стене. Больше никаких следов я не оставляла.
Стала изучать его страницу и не нашла ничего, что разочаровало бы. Есть моменты, которые не порадовали, но как-то легко воспринялись. Я сама циничная, но лишь недавно поняла, что надо с этим бороться, а мужик в тридцать пять наверняка давно с этим живет и ничего странного в этом не видит. Стебщик, небось, тот еще, и мне это нравилось.
Однако не все так мило и светло, как кажется. В этой влюбленности много мучения, чего-то мутного, словно темные воды едва слышно шуршали под твердой почвой моей веры и бабских сантиментов. Раньше я влюблялась в любовь, а дальше – черный квадрат Малевича. В данном случае я позволила своему воображению бродить слишком вольно. Мне вдруг стало страшно, когда я вспомнила год нашей встречи, ту самую осень… если бы он позвонил тогда, все кончилось бы плохо. Я сама еле на ногах стояла – только раз причастилась, это, конечно, серьезный шаг, но недостаточно. Подвиг веры был равен одному этому шагу.
Краткая характеристика той «эпохи»: сестра развелась и вернулась в отчий дом вместе с двухлетним племянником, не вылезала из судов и прокуратур по милости экс-мужа и его долгов и кредитов. Родители нервничали, скандалы дома стали делом обычным – короче, танец с саблями. У меня – практика в школе, диплом и маячащие на горизонте госы, прощание с любовью и крайне тяжелое мизантропическое душевное нестояние из-за домашних параной и шизофрений.
