Письма к мечте. Эпистолярная романика в трех частях - страница 4

И вот в теплый октябрьский вечер появляется златокудрый симпатяга явно старше меня и напрашивается на общение да еще так напористо, что я невольно испугалась. А что если бы я дала ему номер мобильника? Скорее всего, вызвонил бы, встретились бы, может, и пообщались бы, а там глядишь и влюбилась бы – это мне раз плюнуть, только яви любование моей персоной. А дома… При обострении конфликта я просто убегала, куда глаза глядели, плюнув на нелетную погоду. А была бы возможность убежать с кем-то или туда, где потеплее да поуютнее, неужели я бы ею пренебрегла?! Хотя я тогда сделалась колючим ежиком и с неохотой пригревалась к чужим сердцам, с сарказмом относилась к разговорам о любви и семье (насмотрелась уже, спасибо). Слово «замужество» вызывало у меня тошноту, разобщение подруг посеяло в сердце цинизм и недоверие к близости духовной и к якобы православным людям. Я и сама не чувствовала себя в силах стать лучше и что-то изменить.

Потом умерла бабушка. Горько-сладкая весна одиночества и боли, пустая квартира. Вот тут уже загорается красный свет и прорезается мерзкий вой сирены: стой, оглянись, очнись! Беда, беда! Ходишь по грани! Было так холодно и пусто, хотелось, чтобы кто-то оказался рядом, не побоялся погладить колючки и отогреть горячим сердцем. Дело могло кончиться парой бобрят уже тогда, потому что я вовсе не так крепко упиралась, как Танюха с Марком. Но она христианка со стажем и не собиралась губить ни его, ни себя, хотя он так и не понял, почему нельзя лечь и отдаться. К тому же я заметила за собой такие состояния, когда хочется себе еще больнее сделать, до дна упасть, в самую грязь, чтоб какой-то неведомый гвоздь еще глубже вогнать. Вроде фразы из фильма «Чучело»: «я хочу стать еще страшнее!»

Сила этого желания заставила меня понять простую вещь: от Бога такое быть не может. Смущение на душе – дело не Его. Сомнение, страдание и страх – тоже. Кажется, иначе я любить не могу. «Непонятно – любить и спокойно жить?!» Как? Как получается у людей? Встречаются, влюбляются, женятся, сразу взаимненько и ладненько. Я же вечно нахожу тех, кому нет до меня дела, и, возможно, есть такие, которым нравлюсь я, но они мне безразличны.

А что я думала? Искушения мне обещали, и я была готова, но почему я считала, что они будут связаны с храмом и людьми, которые там? Руководитель хора оказалась вовсе не таким монстром, каким ее изобразили, и против которого я уже изготовилась обороняться. И, как нерадивый сакс-пограничник, подумала, что опасность миновала, поскольку еще не подошла!

Я все поняла, сто грамм приняла. Была неправа, качала права. Решила ничего не предпринимать, пока не проясню ситуацию, пока Господь не вразумит.

23 сент.

Дневник драного гриндерса.

Дернуло поискать Рому в аське. Графьёв там полно и Романов Бобрицких тоже немало, но так, чтоб звезды сошлись, – только один и женат. Я почти физически ощутила, как моя мечта обрушилась на сердце тяжеленными кирпичами. Значит, я позволила себе желать чужого мужа. Это коробило больше, чем факт его несвободы. Но почему тогда такие безнадежные статусы? Почему в альбомах есть фотки даже хорька и кота, но ни одной фотографии любимой супруги? Я так привыкла к мысли о его одиночестве, что… а, как противно звучит: в тридцать пять все хорошие мужики уже разобраны!

Мне двадцать шесть. Уже – не еще. О профессиональном самоопределении я поволновалась прошлой осенью. На образовании можно поставить крест – ничего я с ним не найду, но мое место само нашло меня. Хотя я так удобно все продумала с пением чуть ранее! Не мое это, я инструменталист и ничего со своим голосом делать не хочу, ничего в нем нет хорошего – это все чьи-то байки, Алексовские псевдо-комплименты, и зачем ему понадобилось меня восхвалять? Я многим ему обязана – прежде всего, пением. Мой дебют в храме состоялся в день его рождения, что, на мой взгляд, символично. И мысли были заняты уже другим человеком. Что ж от него урвать? О чем по прошествии лет я скажу: этим я обязана Роме, а он и знать не будет?